– Что? Через час нагрянут! – злобно буркнула Зинаида Матвеевна, будто не родственников ожидала, а набега татаро-монгольского войска, сметающего всё на своём пути.

– Придут, обожрут, нагадят, убирай потом за ними! – тоном Гавриловой отпустила Арина.

– Ты что такое говоришь-то?! – изумлённо глядя на дочь, воскликнула Аврора. – Ты хоть думаешь, что говоришь?! – угрожающе повторила она.

– Чего робёнка обижаешь? – прогремела Зинаида Матвеевна, метнув на дочь злобный взгляд. – Нечего девочку трогать! Не позволю! – цыкнула она.

– Кошмар какой-то! – пробормотала Аврора.

– А что кошмарного? В чём Аришенька не права? Всё она правильно говорит! Я как ненормальная бегала два месяца по магазинам, списки составляла, в очередях часами стояла! А эти сейчас придут, всё сожрут и нагадят!.. А потом что? Потом: мой посуду, Зинаида Матвевна, да растаскивай на своём горбу столы по соседям! Чего моё золотко не правильно сказало-то? За что ж на робёнка шипеть?

– Вот именно! – обиженно подтвердила будущая актриса.

– Так зачем нужно было устраивать вечеринку, если тебе всё и все в тягость?! – удивилась Аврора – уж кому-кому, а ей и помимо гостей проблем хватало.

– Зачем устраивать? – хмыкнула Гаврилова. – «Всё в тягость!» Ишь, какая ты умненькая! Конечно! Мать же – дура! Мать – тёмная женщина! Уж простите, в институтах не училась! – расходилась Зинаида Матвеевна, и неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы в дверь не позвонили. – Иди вон, лучше открой! Всё всем не так! Никому не угодишь! У всех характер! – бубнила она, пока не услышала знакомый до боли голос.

– Аврик! Здравствуй! Дай-ка я тебя поцалую! – возбуждённо кричал Гаврилов. – Вот! Возьми рога! Вместо вешалки тебе на новоселье! – Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – тук, тук, тук, тук, тук – отстукивал он по косяку. – Галюнчик! Раздевайся, не стесняйся! Где мой Зинульчик?! Аришка! Привет! Как дела, засранка?!

– Никакая она не засранка! Сам такой! Нечего девочку обижать! – выскочив в коридор, Зинаида Матвеевна немедленно вступилась за внучку.

– И правда, вечно ты, Гаврилов, всех обижаешь, – монотонно проговорила спутница Владимира Ивановича – его вторая жена, – совершенно умалишённая, по мнению первой его супруги, женщина.

Калерина была одета в бурую искусственную шубу, выношенную до состояния валенка, в полусапожки из войлока с «молнией» посредине и шапку, собственноручно связанную из ровницы цвета жухлых листьев.

– Ой! Как у вас вкусно пахнет! Чем это? – спросила она, и ноздри её огромного утиного носа зашевелились.

– Чем это? Чем это! – Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – тук, тук, тук, тук, тук. – Чем надо!

– Я тебя, Гаврилов, вчера подстригла, а ты шоколадки так и зажал! Я есть хочу. Я голодная.

– Ой, Гальк! Вот ну никакой культуры в тебе нет! – раздражённо цыкнул Владимир Иванович на Калерину – судя по всему, они серьёзно поругались перед «выходом в свет».

После Гаврилова постепенно стали подтягиваться остальные гости – так что к половине шестого уже все приглашённые сидели на своих местах и молча смотрели на закуски, словно ждали команды «на старт, внимание, на-ле-тай!».

Тут надо заметить, что вечеринка не задалась с самого начала. Гости пришли все какие-то взвинченные и озлобленные. Все они перед этим умудрились переругаться между собой, как Зинаида Матвеевна с Авророй и Владимир Иванович с супругой.

К тому же за столом по поводу новоселья собрались люди, друг друга на дух не переносящие, давно друг друга «раскусившие», а потому и возненавидевшие. Все они чинно держались до первой рюмки. После второй Владимир Иванович решил рассказать непридуманную историю, дабы хоть немного растормошить народ, развеять давящую напряжённую тишину.

– А вот Галька моя, – затянул он так, чтобы его все слышали, – такое может, что никто из вас не может! – Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – тук, тук, тук, тук, тук.

– Да ладно уж тебе, сиди да помалкивай! – попыталась заткнуть его бывшая супруга, дабы её любимый Генечка не раздражался лишний раз.

– Пошли мы как-то в сентябре с ней (т-п, т-п, т-п, т-п, т-п, – тук, тук, тук, тук, тук) в Коломенское, прогуляться. Смотрим, яблоня дикая растёт в укромном местечке. Ну так, что можно спокойно ободрать её и никто не заметит.

– Да ладно тебе, Гаврилов, – с набитым ртом вмешалась Калерина.

– Я рву яблоки, рву – уж полный пакет набрал, а Галюнчик стоит и странно на меня так смотрит.

– А она у тебя по-другому-то и не умеет, – прошипела Зинаида Матвеевна и с нескрываемой ненавистью посмотрела на соперницу.

– Стояла, смотрела и вдруг как ухватится за ствол, как потянет и (т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! – тук, тук, тук, тук, тук)... С корнем выкорчевала! Представляете?! С корнем! Я прямо обалдел, честное слово! Домой принесла, все яблоки ободрала (мы из них потом варенье сварили), а дерево с балкона выкинула!

– Ага, – закивала головой Калерина, подтверждая слова супруга.

– Ну ненормальная, чего возьмёшь! – давясь от хохота, прошептал Константин Зорин (Милочкин муж) на ухо Авроре. Он вообще этим вечером всё своё внимание направил на нашу героиню, чем, естественно, привёл художницу-плакатистку в бешенство.

После третьей выпитой рюмки всё пошло своим чередом по заданному сценарию. Начались мелкие конфликты, послышались первые приглушённые возгласы недовольства:

– Чо тут этот Мефистофель делает?! Я вот не понимаю! Мамань! Ты бы, что ли, кого-нибудь одного звала: или меня, или его! – со злостью сказал Кошелев, указывая тяжёлым взглядом на Гаврилова.

– Генечка! Ну он всё же Аврорке отец! Не могла я его не позвать! – оправдывалась, словно девочка, Зинаида Матвеевна и, чтобы сменить тему, обратилась к старшему брату Василию: – Чо Полина-то не пришла?

Казалось, Василий Матвеевич только и ждал от сестры вопроса об измученной, истерзанной его постоянными изменами жене:

– Да заболела она. С температурой слегла.

– Что ты говоришь?! – участливо молвила Гаврилова, радуясь в душе, что Полина, как, впрочем, и Любаша с Виолеттой, не смогли прийти по причине болезни.

– Выздоровеет! Ты лучше меня послушай. Может, посоветуешь что!

– Что случилось? Что опять-то? – спросила Гаврилова.

– Вот именно что опять! Влюбился я, Зин! Вот что!

– Ну Вась, ей-богу!.. Ты хоть б уж на старости лет Полю-то не травмировал! Такая ведь хорошая женщина! Всю жизнь тебя терпела!

– А что я могу с собой поделать? Ну, что? Сердцу-то не прикажешь!

– Ой, Василий! Вот сколько я тебя помню – вечно ты...

– Да ты послушай, послушай! Лена (Ленкой её звать) работает уборщицей. Иду домой третьего дня, смотрю – баба на карачках ползает у моей двери! Пол моет, значит. Обернулась – молодая девка! В Москву приехала из Перми, в общежитии живёт. А какая там жизнь?! Сама понимаешь! Ну я и говорю – давай ко мне...