Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты поэтому меня спасла?
– Не знаю, – ответила она. – Понятия не имею, почему это сделала. Вы все такие интересные. Ты. Твои братья. Вы как реалити-шоу, от которого я не в силах оторваться.
– И ты решила, что я должен остаться в эфире. – Диклан не хотел, чтобы его слова прозвучали горько, но с треском провалился. Он единственный продолжал играть в этом шоу. Мор должна была спасти Мэтью. Спасти Ронана. – Он сгорел? Отель. Его сожгли?
Она приподняла бровь.
– Конечно. Но пленники спаслись благодаря тебе.
Диклан покачал головой. Он не собирался становиться героем.
– Почему ты меня не убила? Я давно был бы мертв, для тебя лучше не придумаешь. Наверняка тебе это дорого обойдется. Жди неприятностей.
– Пока нет, – ответила она. – Боудикка считает, что ты умер. И какое-то время тебе придется оставаться мертвым, пока мы не уладим кое-какие вопросы. На данный момент они мной не довольны, я стала для них бесполезной, поэтому они уже ищут причину, чтобы лишить моего нового Фения живительного магнита.
Разумеется. У нового Фения есть магнит. Ведь его сновидец – Ниалл, мертв. А живительный магнит служил отличным способом держать Мор на поводке.
Ну, насколько это вообще возможно.
– Ты можешь кое-кому позвонить от моего имени? – спросил Диклан. Он был не настолько глуп, чтобы потребовать свой телефон. – Она наверняка уже слышала.
Мор сказала:
– Если они узнают, что я ослушалась, мне будет очень больно. Они заставят меня убить тебя, на этот раз медленно и по-настоящему. Если, конечно, я хочу сохранить себе нового Фения. Думаю, ты понимаешь, кого из вас двоих я выберу.
Диклан взглянул на нее, чтобы понять, не нарочно ли она пыталась его задеть. Как оказалось, нет. Она просто озвучила факт: ты для меня ничего не значишь. Он важен. Ты знаешь, кого из вас двоих я выберу.
Диклан не позволил ее уколу себя задеть; ничего нового она не сказала. Она годами жила, не вспоминая о нем.
– Она никому не скажет. Я доверяю ей свои секреты.
Мор хмуро взглянула на нового Фения, который тихо прошептал:
– Копиистка.
Женщина резко ему кивнула, Фений достал телефон и позвонил. Но через мгновение опустил трубку.
– Наверное, она не возьмет трубку на звонок с незнакомого номера.
Возьмет. Возьмет, особенно если знает, что Диклан был в отеле, когда началась перестрелка.
Но она не ответит, если заснула.
Он почувствовал прилив тошноты. От боли или раздражения сегодняшней встречи, а может, от напоминания о том, что ждало его за пределами этой квартиры. И о том, что его не ждало.
Мор посмотрела на него ясным внимательным взглядом.
– Ты расстроился? Из-за наших отношений? Между тобой и мной?
Диклан не ожидал, что она спросит прямо. Конечно, он расстроился. Он всегда переживал из-за этого. Почему она так поступила? Почему? Почему? Он был совсем ребенком. Ведь матери созданы, чтобы любить безоговорочно. А отцы, чтобы знать ответы на все вопросы. Ему не досталось ни того, ни другого. Он невозмутимо ответил:
– Мне любопытно. Я помню, как ты уходила.
– Помнишь? Ты был такой маленький.
– У меня хорошая память. Тебя это огорчило? Было трудно уйти?
Голос Мор звучал неопределенно.
– Я не помню.
Ее слова казались ложью, произнесенной с невозмутимым видом.
– Ты не помнишь, огорчило ли тебя расставание с сыном?
– У меня плохая память, – сказала она.
– Ты знала, что отец заменил тебя другой женщиной, похожей на тебя как две капли воды?
Она нахмурилась.
– Да, наверное. Этого я тоже не помню.
– Ты не помнишь, приснил ли твой муж клона, чтобы играть с ним в семью?
– Меня нередко подводит память, – ответила женщина.
– Диклан… – начал новый Фений.
Но Диклан продолжил:
– А потом, полагаю, он приснил нового Фения, чтобы тебе тоже было с кем поиграть в семью?
Мор довольно долго стояла, уставившись на Диклана, пока он не понял, что на самом деле она задумчиво смотрит сквозь него.
– Ему пришлось. Новый Фений должен знать об этом.
Видимо, это стало для Диклана последней каплей: потрясение от потери Мэтью; неудачная попытка достать магнит для Ронана; выстрел и новость о том, что ему придется жить дальше; квартира, в которой он застрял словно в ловушке, испытывая невыносимую боль; время, потраченное на поиски своей биологической матери лишь для того, чтобы узнать, что он не настолько важен для нее, чтобы она помнила детали.
Диклан отвернулся к спинке дивана и закрыл глаза, скрывая единственную слезинку, скатившуюся из-под его века на плечо. Он не шевелился, пока не услышал звук ее удаляющихся шагов, а затем скрежет, когда Фений придвинул стул еще ближе к дивану.
Новый Фений сказал:
– Я же предупреждал тебя, что встреча с ней не лучшая идея, верно? Она сложный человек. Мир тоже непрост. Ты должен понять, что ей не все равно; все не так, как тебе кажется.
Диклан промолчал.
Наклонившись, новый Фений поднял с пола потрепанную за долгие годы службы сумку и положил ее себе на колени. Он похлопал по ней длинными руками, так похожими на руки Ниалла и Ронана.
– За время, что ты собирал информацию, ты слышал что-нибудь о том, чем я занимаюсь для Боудикки?
Диклан покачал головой.
Новый Фений щелкнул замочком.
– Эта сумка, Диклан, полна воспоминаний, которые я забрал у людей. Воспоминаний о том, что не давало им спокойно жить. Они продолжали оглядываться назад, вместо того чтобы двигаться вперед.
Он внимательно наблюдал за реакцией Диклана, ища признаки недоверия. Но в таких вопросах Диклан не мог себе позволить роскошь усомниться.
– Первые воспоминания, которые я положил в эту сумку, принадлежали Мор. Следующие – твоему отцу. Она не лгала, сказав, что не помнит. Они оба многое мне отдали.
Диклан осторожно прижал пальцы к ране, когда в боку снова запульсировала боль. Он чувствовал себя таким заурядным в этом мире грез и сновидцев.
– Не уверен, хочу ли я знать, зачем.
– Ах, Диклан, – сказал новый Фений. – Безразличие не избавит от боли.
– Тогда почему бы ей не вернуть воспоминания обратно в свою голову?
Новый Фений открыл сумку. Она оказалась наполнена струнами, блестящими как струны инструмента, но мягкими как волосы. Он доставал их одну за другой, держа большим и указательным пальцами, показывая Диклану и отбрасывая обратно в сумку.
– Воспоминания из этой сумки сможет пережить вновь только другой человек; таковы правила. Не знаю почему. Люди, которые отдают мне воспоминания, обычно завещают их