— Что-то вы сегодня рано.

— Да уж, — проворчал я.

Она прищурила глаза:

— Давно пришли?

Я громко вздохнул:

— И не спрашивайте.

Презентация для Годдарда все откладывалась. Она была назначена на восемь тридцать, но в восемь двадцать мне пришло по «Инстамейлу» сообщение от Фло, что, мол, совещание затягивается, приходите к девяти. В следующем сообщении она перенесла встречу на половину десятого.

Наверное, руководящее звено дерется за подчиненных. Против сокращений они не возражали, но в целом, а не в своем конкретном случае. В «Трионе», как и в любой корпорации, чем больше под тобой людей, тем больше власти. Подчиненных терять никто не хотел.

Я страшно хотел есть и сглодал протеиновый батончик. Так устал и извелся, что мог только шлифовать свою презентацию. Между слайдами вставил анимированную заставку. Для комического эффекта добавил стандартного человечка, который чешет макушку под знаком вопроса. Несколько раз сокращал текст. Где-то я читал о «правиле семи» — в строке должно быть не больше семи слов, а на странице — не больше семи строк или пунктов списка. Или это было «правило пяти»? Точно не помню. Я решил, что в нынешнем положении Джоку будет не хватать терпения и внимательности, и постарался сделать текст покороче, похлестче.

Чем дольше я ждал, тем больше волновался и тем короче становились надписи на слайдах, а спецэффекты — все интереснее. Я откопал опцию, благодаря которой столбчатые диаграммы съеживались и росли прямо на глазах. Годдарду должно понравиться.

В половине двенадцатого Фло наконец написала мне, что я могу идти в зал закрытых заседаний, потому что совещание кончается.

Когда я подошел к залу, оттуда еще выходили начальники. Некоторых я узнал: Джим Колвин, главный инженер; Том Лундгрен; Джим Сперлинг, глава отдела кадров. За ними появились какие-то две женщины внушительного вида. Все выглядели не очень довольными. Вокруг Годдарда столпилось несколько человек, ростом явно выше его. Я как-то раньше не отдавал себя отчета, какой он кроха. Джок выглядел плоховато: покрасневшие глаза с темными кругами, мешки под глазами больше обычного. Камилетти тоже стоял рядом, и они как будто спорили. До меня доносились лишь обрывки фраз.

— ...нужно ускорить обмен веществ, — говорил Камилетти.

— ...всевозможные задержки, неповиновение, деморализация... — бормотал Годдард.

— Самый лучший способ справиться с неповиновением — топор палача, — сказал Камилетти.

— А я вот предпочитаю просто поговорить, — устало ответил Годдард. Остальные стояли вокруг и слушали.

— Как говорил Аль Капоне, можно добиться гораздо большего добрым словом и пистолетом, чем только добрым словом, — усмехнулся Камилетти.

— Сейчас ты, наверное, скажешь, что нельзя сделать яичницу, не разбив яиц.

— Вы всегда на шаг впереди меня!

Камилетти похлопал Годдарда по спине и ушел.

В это время я уже подключал ноутбук к встроенному в стол проектору. Потом нажал кнопку, чтобы опустить жалюзи. В полутемной комнате остались только мы с Годдардом.

— У нас что, дневной сеанс кино?

— Извините, просто слайды, — сказал я.

— Не уверен, что стоит выключать свет. Я могу быстро заснуть, — вздохнул Годдард. — Почти всю ночь не спал, думал. Я считаю, что это сокращение — моя, и только моя, вина.

— Это не так, — сказал я и внутренне поморщился. Кто я, черт возьми, такой, чтобы утешать генерального? — В любом случае, — быстро добавил я, — буду краток.

Я начал с классной анимашки «Маэстро»: кусочки микрокомпьютера слетались в середину кадра и аккуратно складывались вместе. Затем последовал человечек с вопросом над головой.

Я сказал:

— Опаснее игры на рынке потребительской электроники может быть только отказ в ней участвовать. — Теперь мы были в гоночной машине «Формулы-1», несущейся со скоростью света. — Потому что если вы не за рулем, вас могут переехать. — На экране возник слайд со словами: «„Трион“: хороший, плохой, злой».

— Адам!

Я обернулся:

— Сэр?

— Что это за ерунда, черт побери?!

У меня вспотела шея.

— Это такое вступление, — сказал я. Переборщил! — Сейчас будет основная часть.

— Ты говорил Фло, что будешь использовать этот, как бишь его, «Пауэр»... «Пауэрпойнт»?

— Нет...

Годдард встал и включил свет.

— Зря. Она бы тебе сказала, что я терпеть не могу это дерьмо.

У меня горело лицо.

— Простите, никто меня не предупредил.

— Господи, Адам, ты же умный парень, творческий человек с оригинальным мышлением. Неужели ты думаешь, я заставлю тебя тратить время и выбирать шрифт «Ариал»-18 или «Таймс нью роман»-24?! Ты не можешь просто сказать, что думаешь? Я не малое дитя. Меня не нужно кормить с ложечки этой чертовой манной кашкой.

— Извините... — начал я снова.

— Нет, это ты извини... Зря я так на тебя вызверился. Наверное, мало сахара в крови. Уже время обеда, и я очень проголодался.

— Могу сходить за бутербродами.

— У меня есть мысль получше, — сказал Годдард.

Оказалось, что Годдард водит идеально отреставрированный «бьюик роудмастер» с откидным верхом, красивой обтекаемой формы, цвета то ли сливок, то ли слоновой кости. Впереди у машины была хромированная решетка, похожая на крокодилью пасть, на покрышках сияла белая боковина, а салон оказался обит блестящей красной кожей, как в кино. На выезде из гаража Годдард опустил матерчатый верх.

— Ничего себе разгоняется! — удивился я, когда мы выехали на шоссе и он нажал на газ.

— Пять литров, восемь цилиндров, — сказал Годдард.

— Красавец!

— Я называю его «Кораблем Тесея».

— Ага, — кивнул я, словно понимая, о чем он.

— Видел бы ты, каким я его купил — груда железа! Жена сказала, что я совсем рехнулся. Лет пять я восстанавливал его по выходным и вечерам почти с нуля — то есть заменил все. Конечно, детали настоящие, однако от той, первой, машины вряд ли что-то осталось.

Я улыбнулся, откинулся назад. Обивка была мягкой, как сливочное масло, и пахла приятно, старой кожей. В лицо светило солнце, дул ветер. Я сидел в роскошном старом авто с генеральным директором компании, в которой шпионю, и не мог понять: радуюсь ли я или мучаюсь страшными угрызениями совести? Вероятно, и то и другое.

Годдард — не богатенький коллекционер, как Уайатт со своими самолетами, яхтами и «феррари» или Нора с «мустангом» и все годдардовские подражатели из «Триона», покупавшие тачки на аукционе. Он самый настоящий автолюбитель старого образца, который не боится испачкать руки машинным маслом.