– Ну что я могу сказать… – пробормотал Алексей. – Совет да любовь. Жить-то где будете?

– У меня.

– Ну и чудесно. Мама знает?

– Да, я ей вчера звонил. Ну, ты же знаешь маму… Сначала перепугалась не на шутку, почему-то вообразила, что Ксюшка беременна. А когда я ее заверил, что все в порядке и с детьми мы не торопимся, сразу успокоилась.

Последние слова сына резанули, точно ножом по сердцу. Конечно, Пашка был ни в чем не виноват, он понятия не имел ни о состоянии Оли, ни тем более о тех удивительных встречах с ангелами и душами, которые недавно состоялись у Алексея. Но все же Алеша поспешил распрощаться ним и, еще раз пожелав счастья, закончил разговор. Взглянул на часы и понял, что пора собираться. Сегодня он одевался особенно тщательно и выбирал одежду в шкафу столь придирчиво, точно отправлялся на первое свидание.

Последний раз оглядевшись и убедившись, что все в порядке, свет во всех комнатах погашен и никакие электроприборы не включены, он вышел из дома, сел за руль автомобиля и завел мотор. Первое время, когда Алексей закрывал за собой ворота, пока ехал по Акулову и мчался по почти пустому шоссе до Зареченска, солнце светило прямо над головой и погода казалась абсолютно весенней. Однако стоило его автомобилю миновать пост ГИБДД, как небо затянулось невесть откуда взявшимися тучами, и начался снегопад. Мокрый снег валил крупными хлопьями, застилая стекло так быстро, что «дворники» не успевали справляться со своей работой. Он вынужден был все сбавлять и сбавлять скорость, поскольку дорога и все вокруг буквально за каких-то несколько минут утонуло под пушистым белым одеялом. Чем ближе к Москве, тем интенсивнее становилось движение, ехать приходилось медленнее, а останавливаться – все чаще.

«Будто кто-то специально мешает мне», – думал Алексей усмехаясь – в его нынешней ситуации подобная мысль вовсе не казалось нелепой.

На подъезде к Москве он остановился возле одного из многочисленных цветочных магазинчиков со стеклянными то ли стенами, то ли большими окнами, которые были рассыпаны вдоль всей дороги. Неожиданно выбор в палатке оказался столь велик, что Алеша на миг даже растерялся.

– Что желаете? – приветливо улыбнулась продавщица.

– Букет, – неопределенно отвечал он.

– Большой или маленький? По какому случаю? Свадьба, юбилей, день рождения, свидание? Просто подарок? Кому – девушке, молодой женщине, взрослой даме?

– Моя невеста лежит в больнице, – сообщил Алеша и зачем-то добавил: – Она в тяжелом состоянии, и неизвестно, поправится ли когда-нибудь.

Сказав это, он тут же разозлился на себя. Ну зачем было говорить об этом? Какое дело этой симпатичной шатенке до его печалей? Но так уж устроен человек: иногда его так и тянет рассказывать направо и налево о своем горе – точно после этого горе исчезнет или хотя бы уменьшится.

С лица продавщицы мигом слетела игривая улыбка, оно сразу стало серьезным.

– Раз так, необходимо сделать букет, который доставит ей положительные эмоции. Какие цветы ваша невеста любит больше всего?

– Одуванчики.

– Гм… Боюсь, с этим я никак не смогу вам помочь. Но, может быть, подойдут хризантемы? Вот эти, с узкими длинными лепестками, белые или желтые?

– Давайте и те, и другие.

И он купил большой букет пахнущих свежестью хризантем. А выйдя из магазина, стал свидетелем незначительной на первый взгляд уличной сценки. Какая-то старуха, находящаяся, очевидно, глубоко в своих воспоминаниях о давно ушедшей молодости, собралась было перейти дорогу в неположенном месте и чуть не попала под машину. Спасли прохожие, буквально втащившие ее на тротуар.

– Ну куда ж ты прешь, бабка? – отчитывал здоровый детина в надвинутой по самые глаза лыжной шапке. – На тот свет, что ли, торопишься?

– Ой, спасибо тебе, милок, – отвечала нисколько не обидевшаяся старуха. – И правда, чегой-то я задумавшись… А на тот свет, сыночек, скажу тебе, никто не торопится. Чем ближе твой час, тем больше охота еще пожить. Как ни тяжело приходится, а все же…

– Это верно, – грустно улыбнулся бородатый, интеллигентного вида старичок. – Как говорят, старость, конечно, очень неприятная вещь, но это единственная возможность жить долго.

И пошел прочь, осторожно ступая и тяжело опираясь на массивную палку.

«Все хотят жить, – пронеслось в голове у Алеши. – И молодые, и старики… Всем нужно, чтобы этот мир существовал и жизнь в нем продолжалась. Женя права – если появится человек, который погубит весь мир и уничтожит жизнь на Земле, это действительно будет очень и очень страшно. Даже трудно представить себе что-либо страшнее».

Он добрался до «Каширки», хотел остановиться, как обычно, на стоянке у клиники, но ничего не получилось – в выходной день она была вся заполнена автомобилями. Место для парковки нашлось только за квартал от больницы. Пришлось добираться до входа пешком по свежевыпавшему снегу, который уже начинал таять под ногами.

Войдя, он в который уж раз проделал ряд вещей, ставших привычными почти до автоматизма, – снял куртку, сдал ее в гардероб, убрал номерок в правый задний карман джинсов, обулся в голубые полиэтиленовые бахилы и поднялся на лифте на нужный этаж.

В палате он отпустил медсестру сразу после того, как она поставила на столик принесенный им букет. Та удалилась без всяких возражений – персонал больницы уже давно привык к тому, что муж находящейся в бессознательном состоянии пациентки часто изъявляет желание провести с ней время наедине, и относился к этому с пониманием. Так у них было заведено с самого начала. Правда, в первые дни Алексей очень беспокоился, что Оленьке может стать хуже, а он не успеет ничего предпринять, и обратился с этим вопросом к врачу.

– Стать хуже… – чуть усмехнулась тогда Лариса Владимировна. – Боюсь, то состояние, в котором находится ваша невеста, уже вряд ли может стать хуже. Но если вдруг вы решите, что срочно нужна помощь, просто нажмите вот на эту кнопку над кроватью. Дежурная медсестра увидит сигнал и сразу прибежит.

– Вот вы говорите о состоянии… – пробормотал Алексей. – Действительно – она ведь без сознания… Случись что – как я пойму, что у нее перебои в работе сердца или что-то в этом роде?

– А, вы в этом смысле…

Догадавшись, о чем он ее спрашивает, Лариса Владимировна указала на мониторы диагностических приборов.

– Видите эти бегущие по экрану линии? Они фиксируют работу датчиков. Пока состояние Ольги Сергеевны неизменно, линии отражают такие вот незначительные колебания. Как только ей станет лучше, колебания станут резче. Ну и, соответственно, наоборот. Да вы наверняка и сами это знаете, такое часто показывают в кино.

И теперь Алеша с тоской смотрел на еле пульсирующие линии в мониторах. Как ни мучительно тяжело это признавать, но Женя права. Резкими они уже никогда не станут…

Он с тоской вглядывался в любимое лицо с торчащими из носа прозрачными кислородными трубочками. Когда Олю только что доставили сюда, из-за этих трубок и бинтов ее лица было почти не видно. Потом бинты потихоньку стали снимать, и Алеша радовался каждому признаку заживления. Вот широкая ссадина на щеке заметно уменьшилась, вот она превратилась в легкую тень, а вот и вовсе пропала… Поскольку никаких других признаков улучшения не наблюдалось, он был счастлив и этим. Ведь они говорили о том, что Оля еще жива. Раз в ее организме пусть медленно, но идут восстановительные процессы, значит, он борется, цепляется за жизнь… Цепляется за то, что Алексей пришел сейчас у нее отобрать. Да, он решился на убийство. На убийство любимой женщины и их неродившегося ребенка – ради спасения всех других детей, всех остальных женщин, всего человечества на Земле.