Сначала она боролась, но Людовик завел ей руку за спину, причиняя такую боль, что ей в конце концов пришлось уступить.

Хорошо хотя бы, что все это длилось недолго. Советники внушили ему, что чем дольше мужчина остается в теле женщины, тем больше жизненных сил она у него отбирает, чтобы разогреть свою холодную кровь, и что половой акт может серьезно ослабить мужской организм. Через несколько секунд его уже охватила дрожь экстаза, а голос застрял в горле, вырываясь наружу короткими звуками.

– Ну вот. – Он отстранился от нее. – Я предоставил тебе средство. Теперь ступай и молись, чтобы родить мне ребенка.

Алиеноре удалось покинуть спальню с расправленными плечами и высоко поднятой головой, но, оказавшись за дверью, тут же согнулась пополам, и ее вырвало. Добравшись до своих покоев, она действительно упала на колени и помолилась. Ощущая липкое семя Людовика, она просила Господа простить ей грехи и благословить ребенком, а затем распростерлась ниц и поклялась на костях святой Радегунды, что освободится от этого брака любой ценой.

Вновь полил дождь, когда повозка впереди Алиеноры вздрогнула и замерла, увязнув колесами в жидкой грязи, поднятой бесконечным обозом французских солдат и паломников. Немецкие крестоносцы, что обогнали их, опустошили землю, как саранча, настроили местное население против всех, а дороги превратили в болото.

Солдаты и паломники поспешили помочь, подставив плечи под задок повозки и побросав бревна и части оград прямо в грязь. Пока они толкали, наваливаясь гуртом, один из них упал, а когда снова поднялся, то напоминал дьявола. Другой человек потерял в жиже сапог, пришлось ему шарить в глубокой луже руками.

Жоффруа де Ранкон протянул Алиеноре вощеную кожаную накидку с капюшоном.

– Спаси нас Господь, мадам, – пробормотал он, – с такой скоростью мы не достигнем границы до заката.

Алиенора поморщилась и с трудом набросила на себя накидку, которая еще не успела просохнуть с прошлого раза, и к запаху воска с кожей примешался запах сырости и дыма. К тому времени, как они разобьют лагерь на ночь, она успеет пропахнуть как угольная жаровня, но это все равно лучше, чем промокнуть до костей и покрыться слоем липкой грязи, как большинство этих бедняг.

После долгих пыхтений, стараний и ругани повозку в конце концов высвободили из жижи, и она покатила дальше по извилистому пути, но за ней ехали другие повозки, которых ожидала та же участь. Алиенора даже не представляла, где сейчас находится Людовик, знала только, что где-то впереди обоза. Да ее, если на то пошло, это не волновало – лишь бы его не видеть.

Они провели в пути уже шесть недель, выехав из Сен-Дени в конце мая. Ясным знойным днем, в присутствии папы Евгения, Людовик получил из рук аббата Сугерия орифламму[17]во время сложной церемонии обращения к Богу с просьбой даровать успех французской армии, которая отправлялась в долгий поход к Иерусалиму через усеянные костями поля битвы Эдессы, Антиохии и Триполи. Алиенора изнемогала от жары в многослойном официальном наряде. Мать Людовика тоже, и на секунду женщины пришли к согласию, стоя рядом и с трудом выдерживая духоту.

После церемонии король удалился под прохладные своды аббатства вместе с его святейшеством и многочисленными священниками, чтобы разделить с ними трапезу. Все остальные были вынуждены ждать снаружи, а у Алиеноры появился новый повод для недовольства.

По крайней мере, ей не пришлось путешествовать вместе с Людовиком. Армию поделили на два отряда, и королева совершала переезды со слугами и багажом в центре обоза или с представителями Аквитании под предводительством Жоффруа де Ранкона. Последнее обстоятельство ее вполне устраивало, поскольку среди своих она была уважаемой личностью.

Алиенора старалась не вспоминать сцену прощания на ступенях Сен-Дени, но видения все равно возвращались. Крепкое объятие Петрониллы и навернувшиеся слезы в глазах сестры напоминали Алиеноре паломничество отца в Компостелу.

– Что же я без тебя буду делать? – всхлипывала Петронилла.

– Жить, – ответила Алиенора; ее душили чувства, глаза наполнились слезами. – Живи, моя сестра, и заботься о Марии, пока меня нет.

– Буду заботиться, как о собственной дочери, – зарыдала Петронилла.

Детей при том прощании у Сен-Дени не было. Алиенора поцеловала Марию еще раньше, в гостевом доме, и пообещала дочери привезти украшения из Константинополя, шелка и ладан из далеких земель, а также свечу с Гроба Господня в Иерусалиме, чтобы осветить ей дорогу к Богу. А затем вышла из комнаты, прикрыла за собою дверь и похоронила свои чувства глубоко-глубоко.

Вдалеке прогремел гром, и Алиенора содрогнулась. Десять дней тому назад по пути из Пассау в Клостернойбург в повозку ударила молния, возница и лошади погибли мгновенно.

– Будем надеяться, худшее не случится, пока мы не переправимся через Драву, – пробормотал ее коннетабль Сальдебрейль де Санзе, взглянув на небо из-под шлема. – Меньше всего нам сейчас нужен потоп.

Алиенора с ним согласилась и принялась беззвучно молиться. В последнее время она живо интересовалась погодой. Когда шел дождь, дороги быстро превращались в болото, а речные переправы – в вопрос жизни и смерти. Перебраться через Рейн и Дунай оказалось сравнительно просто: на Рейне нашлись приличные баржи, а Дунай мог похвастаться хорошим мостом. Алиенора считала, что им следовало отправиться морским маршрутом через Сицилию, но Людовик отказался из-за вражды между королем Сицилии Рожером и императором Германии Конрадом. Людовик не хотел рисковать добрососедскими отношениями с немцами, поэтому они предпочли сухопутный маршрут до Константинополя. Пока что армия и паломники миновали Мец, Вормс, Вюрцбург, Регенсбург, Пассау и Клостернойбург; дальше на пути в Болгарию им еще предстояла переправа через приток Дуная.

Вскоре после полудня они прибыли на место, где еще неделю назад стояли лагерем немцы, готовясь к переправе через Драву. Земля была покрыта грязью и полузатоплена, селения вокруг опустошены; лошади сразу съели всю траву, и армии Людовика пришлось довольствоваться привезенными припасами. Так как половина из них осталась в увязнувших на дороге повозках, ни люди, ни животные не могли поесть или устроиться с удобствами еще какое-то время.

Нескольких кораблей, барж и плотов у берега не хватило для перевозки лошадей. Два плота оказались достаточно большими, чтобы принимать пару повозок и двадцать человек для каждой переправы, но дело продвигалось невыносимо медленно. Пришлось пустить лошадей вплавь, и хотя при входе в реку они шли по мелководью, противоположный берег был крутой и скользкий, тем более что каждое животное взбивало грязь, пытаясь поскорее выбраться на твердую почву.

Алиенора наблюдала с содроганием, как конюх забирает ее мерина в яблоках. Течение здесь было не особенно быстрым, но вода грязная, плотная, и воображение рисовало картины водяного чудища, которое тащит на глубину лошадь вместе с наездником. Она читала в бестиариях[18]истории о таких созданиях. Например, о крокодилах. Интересно, в Венгрии водятся крокодилы?