Кивок бессильной головой.

— Рррггффд, — был ответ.

— Боже правый, — взмолился Гноссос в потолок. Затем, оставив болтаться запрокинутую кверху голову, бросился к холодильнику и соорудил жуткую смесь из яичных белков, горчицы и теплой воды. Когда до Фицгора дошло, что все это ему придется выпить, глаза его поплыли. В онемелом протесте он прикрыл голову руками. На кафельном полу валялась когда-то белая фуражка УКОЗ, заполненная извергнутым полупереваренным суицидным рагу.

— Давай, сука, пей, ну пей же!

— Рррггффд.

Гноссос отогнул непослушную голову и вылил в рот мутную жидкость. Когда количество проглоченного показалось ему достаточным, он бросился к телефону и вызвал скорую помощь, напугав дежурную выдуманными подробностями вроде того, что жертва посинела и истекает кровью. Девушка не рискнула усомниться в его словах и пообещала, что бригада сейчас будет. В ванной Фицгор рыгал с неожиданной яростью. Чтобы он не задохнулся, Гноссос придержал его за плечи.

Через несколько минут спазмы немного успокоились, Фицгор попытался говорить, но вместо слов во рту лишь пузырилось бормотание:

— Я… пдржк… пнимаиш? Я никогда…

— Блюй давай, и заткнись. Господи.

— …Н могууууу… ррря немогууууууу…

Мышцы Фицгоровского живота непроизвольно сжались, и его вырвало опять, на этот раз он исторгнул из себя больше дюжины мепротанинов. Хорошо, подумал Гноссос, продолжаем.

— …продал …все слышал …ты дурак.

— Спокойно, старик, дыши глубже.

— И меня потом… ее… в жопу… анал это… рррденг…

— Ты не помрешь, слышишь, кочерыжка. Блюй давай!

— …и я ж их пзакомл, — не унимался Фицгор, лицо — одного цвета с ванной, волосы спутались, жизни нет. — Я… сааам. Сам их пзакомиииил… сам… хи-хи-хи. — Он вдруг стал смеяться, потом резко затих, скосил глаза к переносице, и его снова вырвало.

— Полегче, детка, вот так, тип-топ.

— …свадьба …хи-хи-хи …вот так просто …урп.

— Свадьба?

— Урп.

Что-то смутное промелькнуло у Гноссоса в голове.

— Кого познакомил? — спросил он, — тебе хоть немного полегчало?

— Хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи.

— Спокойно, старик, не дергайся. О ком ты говоришь?

— …рргфдсевремя… слышал… а ты думал, я сплю… хи-хи-хи-хи-хи.

Гноссос на секунду замер. Не может быть, проскочила мысль. Того, что он говорит и о чем я сейчас думаю, просто не может быть.

— Хи-хи-хи-хи… я слышал каждое… его блядское слово, Папс… и этого одноглазого мудака тоже. Эгхх.

— Ты о Моджо?

— Хи-хи-хи-хи-хи…

— Утром, когда они сюда приходили? — Гноссос держал за ухо бледную голову.

— Ггррфд.

— Когда они были здесь?

— Хи-хи-хи-хи… какойтыдурак… глупыйгрекаблядурак… хи-хи-хи…

Гноссос перевел взгляд на голую стену и, стукнув себя по лбу, прошептал:

— Тот бардак в сарае. Откуда бы они еще узнали? — Он вновь посмотрел на блюющую фигуру, изогнутую и вялую, как марионетка, у которой оторвали веревочки. Фицгор как-то умудрился кивнуть и ухмыльнуться, потом завопил:

— О, какая она классная, Папс… такаякласснаяпизда, и совсем нет сисек, да, но все равно какая классная, а-а…

Перед внутренним взором Гноссоса появилась железная дверца, из-за которой доносилось так много звуков влажной плоти. Тонкая чахоточная рука тянется над порогом, подзывая слюнявого Моджо, но теперь понятно, кто ее обладательница; словно на пальцы, выхватывавшие у него спринцовку, навели увеличительное стекло. Памела.

— Мелкий интриганский ублюдок, — тихо сказал он.

— Хи-хи-хи-хи… я скоро сдохну…

— Вонючий шелудивый ублюдок.

— Ггг… я ее люблю, Папс, пойми… игг если бы не любил…

— Ты это все устроил!

Фицгор рыгнул.

— Все это проклятое мерзкое представление.

Фицгор кивнул, набрал побольше воздуха, попытался поднять голову, саржевые лычки мундира заляпаны слюнями.

— Она… она мне не давала, Папс… Папсик, родной… Папс, старик… она по-другому не хотела… маленькая оргия… маленькая штучка от Пьера… я в самом низу, черт… классно, ох, как классно. Но откуда я мог знать, родной… скажи… ох, дай мне подохнуть, а?

— Ты подохнешь через минуту, скотина. Но сперва скажи, чего ты не мог знать.

— Откуда я мог знать… откуда? …эт Моджо наверху с хлыстом, да… и крутит вокруг… ох, Папсик, она завелась. Она затащилась и от него и от хлыста, черт. От всего затащилась… и все… нету больше. — Фицгор жалобно заплакал. — Она ушла. Нетунетунету… ничего нету. Ррргффд. Памела моя девочка…

Гноссос передернулся от отвращения, словно во рту у него вдруг выросла плесень.

— Ты постельная гнида, — сказал он. — Подыхай, почему бы и нет? Сиди тут, пока не протухнешь. — Гноссос отпустил голову Фицгора, и она глухо стукнулась о чашу унитаза. Затем принялся лихорадочно шарить в аптечке, выискивая склянки, которые пригодились бы для еще одной попытки. Но в дело было пущено все. Тогда он бросился в комнату и позвонил в больницу.

— Именно так, леди, отмените этот чертов вызов.

— Но они уже выехали, мистер Паппаду.

— Мне насрать, ясно? Верните их с дороги, он здоров, можете мне поверить. Ничего страшного не случилось.

— Но двадцать минут назад у него было кровотечение.

— Чудесное исцеление, все хорошо, все в порядке. Не волнуйтесь. И вообще, его уже нет. Ушел пить по такому случаю.

Бесполезно. Пока он говорил, приехала скорая, и бригада санитаров под предводительством сестры Фасс утащила Фицгора — тот рыдал, хихикал и блевал на свой мундир с медными пуговицами.

Тем же самым вечером, во искупление греха, Гноссос отдал свое тело девушке в зеленых гольфах. Для них пришло время Явленной Дефлорации, и бесполезно стало бороться с метафизическим ветром.

— В самом деле? — переспросила она, раздеваясь. — Притворялся спящим?

— Это меня и свалило, малыш. Заметно, да?

— А потом они с Моджо просто все это устроили?

— Меня тошнит, понимаешь? Тошнит от всего этого.

— И он действительно любит Памелу? Как-то не верится.

— А я ничего не замечал, ни вот столечки. Почеши немного спинку, а?

— У меня есть книжка, специально для тебя.

— Почитай вслух, малыш. Вложи мне что-нибудь в голову.

— Бред какой-то. Если только переспать, неужели он не мог просто ее попросить? Ну, как-нибудь по-другому?