Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это невероятно, Папс, мой бог, вся общага стоит на ушах .
— Кристин у себя, детка?
— Честное слово, я никогда не видела ничего подобного. Этого просто не может быть, слышишь, что творится?
— Черт, мне нужна Кристин. Она там?
— Ой-ой, кажется, нет. Она выписалась вчера вечером и вроде не возвращалась.
Сердце упало.
— Что?
— Разве она не у тебя? Слышишь, что творится? Они скачут вокруг в одних подштанниках. Ой, сейчас нам только не хватает охотников за трусами[44].
На этот раз утешение пришло из космоса. Несколько часов он провел в грязно-коричневом ангаре астрономической лаборатории, рассчитывая относительное положение звезд и все глубже вползая в мерзкую депрессию. По результатам вычислений двумя независимыми методами выходило, что если вселенная действительно расширяется с полученной скоростью, то она начала свое существование в сгустке коагулированной массы — назовем это дерьмом — примерно десять тысяч миллионов лет назад. Ну и ладно. После тысячи миллионов лет расширения дерьмо распалось на кластеры, которые с тех пор разбегаются друг от друга. Ответы на частные вопросы вели к тому же: вселенная пребывает в состоянии взрыва, но Гноссос был сейчас не в настроении забивать этим голову. Но все равно, чтобы утихомирить распереживавшиеся мозги, суетливый лаборант рисовал на доске синусоиды и приводил аргументы в пользу другой теории.
— Расширение вселенной замедляется, — бубнил он бесполым голососм, теребя лацкан лаборантской курточки. У него были плохие зубы. — Когда-нибудь оно прекратится и начнется сжатие. Предполагается, что независимо от характера изменений и от выделения или поглощения энергии в этих процессах, общее количество материи и/или энергии во вселенной остается неизменным. При максимальном сжатии энергии окажется достаточно, чтобы под действием силы взаимного притяжения кластеры вновь пришли в движение. Гравитация, как она есть. Ваши вычисления показывают, что цикл расширения-сжатия занимает около тридцати тысяч миллионов лет, и в настоящее время мы прошли примерно две трети фазы расширения. Что вы на это скажете?
Аудитория удовлетворенно забормотала. Гноссос рассеянно разглядывал цифры. Если это так, у вселенной должен быть центр и края, и, имея подходящие инструменты, за эти края можно заглянуть. Но все равно дело того не стоит. Ему вдруг страстно захотелось маринованной арбузной корки.
Он искал забвения в теории стационарной вселенной. Кластеры дерьма разбегаются наружу, а значит, чтобы поддерживать плотность дерьма на постоянном уровне, должно рождаться новое. Индивидуальные кластеры дерьма меняют форму, эволюционируют, но дерьмовая система в целом (если смотреть объективно) не меняется вообще. Ни начала, ни конца. Каждый индивидуальный кусок дерьма — да, но система — нет. В этом и состоит постоянство материи и энергии, которые суть тоже куча дерьма. Сидя с несчастным видом на табурете, Гноссос вытащил из памяти и запустил вновь цепную реакцию Лас-Вегаса: пьяный киногерой, две рыжеватых блондинки, оклахомский нефтяной ковбой, муза из Рэдклиффа — каждого в релятивистском свете новой информации. Значит, субъективно (как неотъемлемой части дерьма), его собственный конец предопределен. Другими словами, какого черта палить свечку с двух концов, когда можно ткнуть в середину ацетиленовой горелкой. Не так эстетично, зато куча народу полюбуются пламенем.
Вооруженный этой самоубийственной уверенностью, он спустился после обеда с холма, скручивая на ходу хипстерский косяк толщиной с иголку, как его научили когда-то Черные Лоси. Чтобы подразнить земную судьбу, он сунул его за ухо, но внутри все колотилось от мыслей о том, что может означать ночное отсутствие Кристин в общежитии. Что-то отдаленно пренебрежительное появилось в ней с тех пор, как он сочинил это письмо, уступив ненавязчивому давлению и обещаниям изысканных сверхъестественных удовольствий. Немыслимый шепот предательства — проскочила мысль, но Любовь, говорят, побеждает все.
Перепрыгивая через свежепокрашенное крыльцо, он вдруг решил, что с какой стати. Будем надеяться, что ты изнемогаешь над учебниками, малыш, папочка вернулся из школы.
Тем не менее, на собрание к трем часам она не пришла.
— Эта Панхер. — На Розенблюме сегодня была ковбойская шляпа. — Мы ее переламываем.
— Она ответит на письмо. — Янгблад. — Это очевидно. Джек, ты возьмешь на себя плакаты?
— Где, черт возьми, моя женщина? — поинтересовался Гноссос.
— Могу, — ответила Джек, таращась на обтянутые ангорой груди Ламперс.
— В Полином-холле куча краски. Как только мы будем знать, что писать.
— Где-то уже писали. — Хефф, чтобы ее отвлечь, протянул закрытую бутылку «Красной Шапочки».
— Через три недели революца. Эх, спиханем.
— Господи, что же это такое? Вы в самом деле считаете, что все получится?
— В доме уже сочиняют речевки. — Эгню в свитере с вырезом лодочкой.
— Получается невероятно здорово.
— Эй, Джек, ты не видела Кристин?
— Самый подходящий момент — после весенних каникул. — Янгблад в рубашке с закатанными рукавами. — Иначе все расползется. Студенты разъедутся по домам, сменят роли, потом вернутся, и все придется начинать заново.
— Может, что-то вроде подписного листа, — предложила Джек, обращаясь к Ламперс и проводя рукой по ее бедру.
— Никакой жаловасти. — Розенблюм махнул пальцем, как опасной бритвой, поперек яремной вены. — Так зарежуем.
Телефон звенел каждые две-три минуты, Янгблад первым хватал трубку и махал рукой, требуя тишины, иногда возбужденно посмеивался. Эгню заполнял телеграфные бланки, Джуди Ламперс стенографировала, Хуан Карлос Розенблюм с безудержным восхищением изучал Гноссоса, а Хеффаламп безуспешно пытался отвлечь внимание Джек от ламперсовой анатомии.
— Принеси кукурузы, детка? — попросил он.
Наконец, в сопровождении двух ренегаток из женского товарищеского суда появилась запыхавшаяся Кристин. На ней были все те же гольфы, а, проходя мимо Гноссоса, она тронула его за мочку левого уха и сбросила косяк на пол.
— Есть успехи? — деловито спросила она.
— Где ты была? — Гноссос, стоя на четвереньках.
— Масса, — ответил Янгблад. — Особенно после письма. Можете радоваться — Овус сообщил, что над большей частью Кавернвилля розовые флажки.
— По прогнозам, к концу недели они покраснеют, — добавил Эгню, от возбуждения стаскивая с носа очки.
— Господи, как же они там в административном комплексе со всем этим разберутся? — Неофитка в джинсовой юбке.
— И правда, — сказала другая, тоже в джинсе. — Готова спорить, Панкхерст уже лезет на стенку — в переносном, конечно, смысле.