Скатерть передо мной оросилась брызгами слюны. Анна заговорила. Я повернулся к ней. Да, она что-то прокаркала, но я не понял ни единого слова. Я сделал знак Хостодену, клевскому послу, и он подошел к нашим креслам.

— Миледи говорит, что ей очень нравится такое благочестивое общество, — сдержанно перевел он.

— Передайте королеве, — сказал я, и это так странно прозвучало, — что мы немедленно наймем для нее учителя. Она должна выучить язык своих подданных.

Анна энергично кивнула, качнув громоздким головным убором. Мне снова пришли на ум слоновьи уши.

— Леди Анна со свитой прибыли в Англию, — продолжил я разговор с послом, — и им пора отказаться от национальных нарядов и одеваться согласно здешней моде. Завтра я пришлю к ее фрейлинам нашу придворную модистку.

Дамы внимательно выслушали перевод, и на их лицах отразилось возмущение.

— Они говорят, что неприлично отказываться от скромных головных уборов, — сообщил Хостоден. — У нас считается безнравственным показывать волосы.

— Абсурд! Если их не устраивают английские обычаи и наряды, то им следует вернуться в Клеве!

Мрачно выслушав это заявление, они выразили желание вернуться. Я изумился и даже почувствовал себя оскорбленным. С такой легкостью согласиться покинуть Англию! Однако моя обида прошла почти мгновенно, ибо я быстро сообразил, что лучше отослать на родину как можно больше иноземцев и заменить их соотечественниками. Во времена моей юности королевский двор блистал великолепием молодости и красоты, я сравнил бы его с летним лугом, где распускаются яркие цветы и порхают бабочки. Под английским солнцем можно отыскать юных и прелестных — пусть они украсят своим присутствием столицу.

Анна вздрогнула, испугавшись того, что останется в одиночестве. Я мягко коснулся парчового рукава и почувствовал, как она напряжена.

— Вы английская королева, и вам будут прислуживать английские фрейлины, — сказал я, и Хостоден довел до ее сведения мои слова. — Здесь теперь ваша родина. И я предоставлю… пошлю…

Я бросил мимолетный взгляд на Кромвеля, поднял палец — и советник мгновенно оказался возле меня.

— Ваша милость?

— Вы обеспечили леди Анну всем необходимым, за исключением ознакомления с нашим языком, — укорил я его. — Я желаю, чтобы вы незамедлительно подыскали ей учителя, человека искусного в преподавании, чтобы уже к Сретению моя жена могла прекрасно изъясняться по-английски.

Задание было из разряда неосуществимых, однако Кромвель смиренно поклонился, чуть раздвинув губы в легком подобии улыбки.

— Да, дорогой Кромвель, — небрежно продолжил я. — Мне не терпится услышать, как моя драгоценная, возлюбленная жена заговорит на моем родном языке. Это сделает мое счастье полным.

Тень беспокойства омрачила его чело, за которым скрывалось так много усвоенных в Италии идей. Но он быстро овладел собой.

— Как вам будет угодно, ваше величество. Я с радостью готов исполнить любое ваше желание.

«От исполнения моих желаний зависит и ваше благоденствие, — подумал я, — и само ваше существование».

Я величественно кивнул ему и ласково потрепал Анну по щеке.

Вечером, после легкого ужина из холодной оленины, пудинга и хлеба, стража доложила о приходе некоего юноши. Мы с Анной уже собирались уединиться в нашем «брачном будуаре» и отпустили всех придворных и слуг. Они с удовольствием удалились — несомненно, чтобы в своем кругу посмеяться над моей участью и пожалеть меня. Что ж, их веселье будет весьма скоротечным.

Я велел впустить посетителя. Вошел парень и поклонился.

— Кто вы?

— Меня прислал лорд — хранитель малой печати для обучения госпожи Клевской, да хранит ее Господь.

Он выставил напоказ корзину с книгами и письменными принадлежностями.

Крам… Он, как всегда, отважно бросился исполнять поручение. Кто бы еще додумался прислать учителя, чтобы начать уроки тем же вечером?

Я пригласил молодого наставника присесть за стол рядом с новобрачной.

— Мое… имя… Анна.

— Ваше… имя… Мартин.

— Его… имя… король Генрих.

Их воркование убаюкало меня, и я прекрасно проспал вторую ночь моего нового брака.

Следующие дней десять Анна полностью посвятила изучению английского. Меня поразили ее сосредоточенность и усердие. По утрам, покидая опочивальню, я целовал супругу в щеку и говорил: «Доброе утро, милая». По вечерам я тоже награждал ее целомудренно легким поцелуем, шепча: «Приятных снов, дорогая». На четвертое утро она уже сумела произнести «доброе утро», а вечером ответила: «И вам желаю того же, супруг мой». Спустя несколько дней Анна начала заботливо интересоваться моими государственными делами, заседаниями Совета и грядущими свадебными торжествами и турнирами. Вскоре у меня будет Говорящая лошадь.

Она послушно (как и подобает прирученному животному) согласилась с отправкой сопровождавших ее женщин обратно в Клеве, с назначением нового штата слуг и с приходом модистки для снятия мерок и пошива нового гардероба. С готовностью отказавшись от головного убора «слоновьи уши», она проявила, как ни странно, отличный вкус, выбрав прекрасные ткани и изысканные фасоны нарядов. Безусловно, природа одарила ее такой статью, что она могла позволить себе любые излишества в одежде — как в крое, так и в цветовой палитре. Все это сильно походило на воспитание и выездку породистой лошади.

Дни мои проходили в тайных совещаниях, обсуждениях последних дипломатических донесений, касавшихся «прелестных отношений» Карла и Франциска. Нельзя допустить, чтобы они пронюхали о неудаче моего нового брака, и, никому не доверяя, я решил, что должен сыграть так, чтобы даже Кромвель ничего не заподозрил. Поэтому я изображал счастливого новобрачного и, отстраненно оценивая свои действия, сам восхищался своими способностями к лицедейству. Однако этим даром, по моим подозрением, обладают все. А самые талантливые лжецы те, кто сокрушается: «Я совсем не умею врать, у меня все написано на лице».

Продолжалась подготовка к большим государственным торжествам. Пришлось до тонкостей соблюсти правила дипломатического этикета, и вот в конце января на ристалище дворцового комплекса Уайтхолла установили традиционные турнирные барьеры; в небо взмыли яркие разноцветные знамена, а зрительские трибуны украсились эмблемами Тюдоров.

Крам устроил милое новшество: застеклил королевские ложи и поставил там жаровни. Мы смотрели состязания через стекло.

В день королевских турниров поднялся буйный ветер, небо сплошь затянули облака, серый сумрак казался непроницаемым. Но в королевских ложах царило лето со всеми сопутствующими теплому сезону приметами — оживленным щебетанием и глубокими декольте.

Анну нарядили в золотистое бархатное платье с парчовыми вставками и квадратным вырезом, а голову ее украсила золотая диадема, усыпанная изумрудами, — по последней моде. Все это выглядело чересчур броско для состязаний.