litbaza книги онлайнРоманыБезнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 55 56 57 58 59 60 61 62 63 ... 163
Перейти на страницу:

Англия между тем находилась в странном положении (я признавал это, несмотря на то что мне не нравились ни последствия, ни выводы): в глазах всего мира мы стали протестантами, и те реформы, которые я заботливо и основательно проводил ради упрочения истинной веры, опирались как раз на существование протестантизма (это название стало более модным, чем лютеранство). Каковы же мои нововведения? Во-первых, изменился я сам, поскольку сознательно пошел на разрыв с Римом и добился признания незаконным моего порочного брака с Екатериной. Во-вторых, я установил высший закон в моей стране. Я просил Господа указать мне истинный путь и узрел его. Посредники между мной и Богом больше не нужны. Церковь с ее традициями и обрядами следовало направить по другому пути.

Но лютеранство — то бишь протестантизм — нацеливалось и на общественную жизнь. Оно делало из человека толкователя мироустройства и в конце концов обращало его к земным ценностям. Эдак со временем у нас исчезнут храмы и божественные учреждения. Останутся только человек, человечество и гуманизм[14], и весь мир начнет вращаться вокруг людских делишек и заносчивых стремлений. Дойдет и до того, что король — всего лишь человек. Тогда почему бы простому смертному не стать королем?..

Я презирал протестантизм! Он неизбежно приведет к анархии. И в этом заключался парадокс. Благополучие Англии покоилось на опасной самостоятельности, которая могла ввергнуть нас обратно в хаос варварских законов. И я обязан пройти посередине между этими губительными крайностями — властью Рима и анархией. Этот путь был ясен для меня, хотя идти по нему становилось все труднее. Но не собьется ли с дороги юный Эдуард, когда унаследует трон?

Протестантизм притягивал Кромвеля, но он не мог предвидеть, к чему сие учение приведет. Крама и его сторонников необходимо остановить. Нужно срочно уничтожить источники протестантизма в Англии, иначе, когда Эдуард взойдет на трон, тайные течения вырвутся наружу и сметут его мощной волной.

* * *

При дворе полным ходом шла подготовка к переезду в Виндзор, где мы собирались провести весну и встретить Майский день. Под окнами уже выстроились череда повозок, и слуги целых два дня паковали и аккуратно укладывали скарб. Согласно заранее составленным описям, все наши любимые вещи следовало перевезти в Виндзорский замок. Самые хрупкие изделия, конечно, не трогали. В каждом дворце имеются свои редкости: чудесные музыкальные часы, неподъемный орган или картины, чьи изменчивые краски не выдерживают капризов погоды. Именно поэтому, бывая в разных резиденциях, я везде с удовольствием находил множество старых и любимых с детства вещей.

Гринвич уже опустел, и я остался здесь лишь для того, чтобы просмотреть кое-какие докучные государственные бумаги, которые следовало срочно подписать и отправить канцлеру. Мне нравилось находиться в только что покинутых помещениях, когда все, что составляло их жизнь, переносилось в иное место. В приятной легкой меланхолии я бродил по опустошенным покоям, никогда себе не отказывая в этом удовольствии и придумывая тот или иной предлог для небольшой задержки.

Сегодня, избавившись от последнего из императорских посланников (Карл по-прежнему называл Франциска братом, какая досада!), я решил прогуляться по коридорам до покоев королевы. Там я в очередной раз удивился, какими просторными выглядят пустые залы — вдвойне или втройне больше, чем с мебелью. Лишенные стульев, столов и прочего убранства, они становились безликими и уже не отражали привычек и характера своих владельцев. Тени прошлого в основном привязываются к осязаемым предметам: к занавесам, которые маячили перед глазами, когда произносились важные слова; к узору мозаики на деревянной панели, запавшему в память в роковой момент жизни. Без них призраки исчезали. Здесь когда-то жила Екатерина, и Анна тоже… И Джейн, когда была еще фрейлиной. Время от времени эти покои менялись до неузнаваемости, другими казались не только стены, но и открывающийся из окон вид.

Я выглянул из восточного окна малой гостиной. Внизу текла Темза, полноводная, поднявшаяся от весеннего паводка. Я обернулся. Какая свобода кругом! Сердце наполнилось радостью. Меня всегда волновали перемены, начало нового этапа жизни, что и символизировали для меня опустевшие покои.

В душе у меня зазвучала музыка — полузабытая музыка другой гостиной, другого времени. Пребывая в странном умиротворении, я не задавался вопросами, просто прислушивался к смутно знакомой мелодии. В тихой печали, укрывшейся за плотной завесой прошлого, таится особая прелесть…

Впрочем, это не было грезой. Фальшивые ноты резали слух, а ведь в памяти всплывают только верные…

Покрутив головой, я пошел на звук, который доносился из дальних комнат. Я миновал приемный зал, первый совещательный кабинет. Музыка стала отчетливее, живее. Остановившись у развилки коридора, я прислушался. Бесполезно. Затаив дыхание, я помедлил еще несколько мгновений и вдруг догадался, куда мне надо идти. Да, разум всегда помогал мне принимать правильные решения. Конечно же, музыканты предпочитают играть при естественном освещении. Поскольку окна шли по левой анфиладе королевских залов, я свернул туда и вскоре… застыл в полнейшем оцепенении, не смея даже дышать. Передо мной была пустая гостиная с изысканным верджинелом, над которым склонилась госпожа Екатерина Говард, и ее пальцы порхали по желтоватым клавишам из слоновой кости. Я наблюдал за ее стараниями. Играла она неуверенно, однако девичье лицо сияло от удовольствия. Мне отлично знакомо чувство человека, которому выпала возможность в одиночестве помузицировать, пытаясь овладеть новым инструментом. Оно превосходило все плотские удовольствия, все наслаждения мира.

Каждая нота звучала звонко и ясно, ликующе взлетая в весенний воздух. Я долго не осмеливался выдать свое присутствие. Потом подумал, что подслушивать нечестно, и вошел в гостиную, решительно шагая по потертым половицам.

— Госпожа Говард, — просто сказал я, — замечаю, что вас тоже радует благозвучие верджинела.

Она ахнула и съежилась, словно ребенок, пойманный за какой-то шалостью.

— Ваше… ваше величество… — пролепетала она и неловко вскочила, приподняв юбки.

Резко отодвинутая скамья с грохотом упала.

— Нет-нет, не волнуйтесь…

Я ненавидел, когда меня смущаются и боятся. В официальных случаях, разумеется, такое было вполне приемлемо.

— Я и сам с удовольствием занимаюсь музыкой в уединении и подбираю любимые мелодии, когда никто меня не слышит.

Наклонившись, она подняла опрокинувшуюся скамью.

— Прошу вас, — продолжил я, надеясь, что мне удалось придать голосу самый успокаивающий тон, — не прерывайте ваших занятий. Я обычно с наслаждением слушаю леди Марию, а еще на верджинеле когда-то играла…

Нет, только не Анна Болейн… Я подавил ужасные воспоминания о ней и ее музыкантах, которые вылезали из всех щелей, как черви после дождя.

1 ... 55 56 57 58 59 60 61 62 63 ... 163
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?