Лорд Брекон расправил плечи, и Кэролайн показалось, будто он стал выше ростом. С каменным лицом он произнес:

— Прошу вас, Кэролайн, избавить меня от подробностей, меня они нисколько не интересуют.

Для взвинченных нервов Кэролайн это было последней каплей. Она топнула ногой.

— Хорошо же, если вы предпочитаете верить клевете, которую я могла бы опровергнуть двумя словами, пожалуйста. Вы говорите, что вас это не интересует, милорд? Прекрасно, и меня тоже!

Лорд Брекон поклонился.

— Хоть один раз мы в чем-то согласны, — сказал он. — Могу я проводить вашу светлость в обитаемую часть замка?

Он предложил ей руку, но Кэролайн только взглянула на него с презрением. Гнев, ярость обожгли ее.

Шок от увиденного, ужас от рассказа лорда Брекона — все сейчас было забыто, утонуло в гневе на то, что он отказался выслушать ее.

Но пока они шли по длинным коридорам и лорд Брекон открывал и закрывал двери, Кэролайн почувствовала, что гнев ее растаял и любовь к нему вновь заполнила ее сердце. Она его любила. Что ей за дело до того, что совершил его отец? Пусть это чудовище, его сестра, до конца дней преследует ее воображение. Ничто не имеет значения, кроме того, что Вэйн — это Вэйн, ее любимый, к которому она стремится всем своим существом. Ничто никогда не погасит и не изменит ее любви.

И наконец она многое поняла. Она поняла, почему он обрек себя на безбрачие, боясь дать жизнь существу, подобному Кэсси. Она поняла, почему в момент торжества их взаимной любви он принес величайшую жертву, стремясь отослать ее прочь, решившись на тоску и одиночество ради ее счастья.

Только своим упорством смогла она преодолеть его решимость, решимость, заглушенную безумной ревностью, охватившей его, когда он узнал о сэре Монтегю Риверсби.

Проходя мимо дверей часовни, где они вчера сочетались браком, Кэролайн сделала неожиданное открытие. Как бы это ни казалось странно, она была благодарна Монтегю Риверсби, благодарна потому, что, если бы само его имя не толкнуло Вэйна на необдуманный, неистовый поступок, ее бы уже не было в замке.

То, что она узнала, было страшно, чудовищно. Тайна Вэйна оказалась ужаснее, чем могло создать самое необузданное воображение. Но одно простое обстоятельство по-прежнему оставалось неизменным. Она любит его!

Они вернулись в холл. Ни один из них не сказал ни слова на обратном пути, но можно было легко догадаться, о чем думал лорд Брекон, потому что он вдруг проговорил, указывая на портреты на стенах:

— Вот мои предки. От них я унаследовал замок и — мою кровь.

Кэролайн взглянула на портреты. Это были по большей части мужчины в елизаветинских брыжах, в великолепных мундирах и живописных одеяниях. Все они были темноволосы, и в одном или двух Кэролайн заметила исключительное сходство с Джервисом Уорлингемом. Обернувшись, она увидела его самого в дверях гостиной, словно одна мысль о нем уже могла вызвать его появление.

— Любуетесь нашим славным семейством? — спросил он с обычной насмешливостью.

— Я как раз подумала, сэр, — отвечала Кэролайн, — что в некоторых из этих портретов прослеживается удивительное сходство с вами.

Мистер Уорлингем засмеялся.

— Да, фамильные черты довольно сильно выражены. Кстати, Вэйн, блондин среди Уорлингемов — исключение. Тебя, верно подменили.

— Его светлость в материнскую родню, — раздался позади них суровый голос.

Обернувшись, удивленная Кэролайн увидела стоявшую внизу лестницы Доркас. Вид у нее был, как обычно, непримиримый.

— Вот именно, Доркас, — поддержал ее лорд Брекон. — Я похож на мать, но только внешне.

Доркас подошла к Кэролайн.

— Ее светлость желала бы видеть вашу светлость, когда вам будет удобно.

— Благодарю, Доркас. Скажите ее светлости, что я приду через несколько минут.

Сделав реверанс, Доркас удалилась. Она еще не успела скрыться, когда мистер Уорлингем заметил:

— Бог мой, до чего эта женщина ненавидит меня!

И как она обожает тебя, Вэйн! Ты заметил, что она кинулась защищать тебя, как тигрица своего детеныша?

— Ты должен извинить ее, — ответил лорд Брекон. — Но она служила у моей матери еще до моего рождения и иногда склонна злоупотреблять своим положением.

— О, фамильярность старых слуг меня не волнует, — небрежно сказал мистер Уорлингем. — И прошу вас, не прерывайте из-за меня изучение ваших новых владений, — адресовался он к Кэролайн, и она почувствовала угрозу в его голосе и увидела ненависть в его глазах.

Лорд Брекон не обращал больше внимания на портреты. Он неподвижно стоял посередине холла, и Кэролайн поняла, что он дожидается, пока она уйдет. Она страстно желала сказать ему, что открывшиеся ей ужасы ни на волос не изменили ее чувства к нему, что понимание и жалость только усилили ее любовь. Но его отчужденность и недоступно гордое выражение лица смутили девушку, к тому же холл был мало подходящим местом для объяснений.

Пока она колебалась, он заговорил первым.

— Если вашей светлости что-то потребуется, — сказал он официальным тоном, — вам стоит только выразить свое желание. Я посылаю в Лондон распоряжение своему поверенному приготовить Брекон-Хаус на Сент-Джеймс-сквер. Через неделю там будет все устроено, если ваша светлость пожелает туда переехать. А пока, если у вас есть какие-то другие планы, быть может, вы сообщите мне о них.

Кэролайн принужденно улыбнулась:

— Благодарю вашу светлость. За неделю у меня будет время подумать. Последнее время события развивались так быстро, что, должна признаться, я несколько ошеломлена.

— Я понимаю, — отозвался он.

— Вы очень добры, — сказала Кэролайн, — а теперь я должна навестить вашу матушку. Мы увидимся за обедом, милорд?

Лорд Брекон ответил ей с холодным поклоном:

— Увидимся за обедом.

Кэролайн повернулась и стала медленно подниматься по лестнице. Она надеялась, что он смотрит ей вслед, но, резко повернувшись, он направился к библиотеке. Через несколько секунд она услышала, как где-то в отдалении хлопнула дверь.

Шок — странная вещь. На некоторых людей он действует мгновенно, так что они падают в обморок, плачут или еще как-то проявляют свои эмоции, но в других случаях, возможно, более редких, могут пройти часы или даже дни, прежде чем последствия шока начнут давать себя чувствовать.

Направляясь в комнаты леди Брекон, Кэролайн ощущала только странную отрешенность от всего происходящего. Реальность была настолько далека от нее, что все события минувших суток представлялись ей в виде удивительно четких сцен, не имевших лично к ней никакого отношения. Единственно живым, согревающим ее чувством была любовь к Вэйну, и она цеплялась за это чувство, как за якорь спасения, без которого она погибла бы в бурном море ужасов.