29 мая Турвиль обнаружил союзников в северо-восточном направлении. Их флот насчитывал 99 линейных кораблей. Дул юго-западный ветер. Перед Турвилем стоял выбор – принять бой или уклониться от него. Предварительно он вызвал на борт своего корабля всех флаг-офицеров и справился у них, следует ли вступать в бой. Все возражали против этого, но адмирал ознакомил их с приказом короля[67]. Никто не посмел оспаривать этот приказ, хотя (если бы они только знали это!) посыльные суда с противоположными распоряжениями уже тогда разыскивали французскую эскадру. Офицеры вернулись на свои корабли, и вся эскадра сомкнутым строем взяла курс в направлении союзников, которые ожидали ее, лежа на правом галсе в направлении юго-юго-восток. Голландцы находились в авангарде, англичане – в центре и арьергарде. Сблизившись с противником, французы пошли тем же галсом, сохраняя наветренную позицию. Турвиль, сильно уступая в численности кораблей, не мог вообще избежать того, чтобы линия неприятеля не дотягивалась до его арьергарда, который и так был ослаблен из-за чрезвычайной растянутости своей линии. Но он избежал ошибки Герберта в битве при Бичи-Хеде. Французский адмирал не вводил в начальную фазу боя авангард, имевший большие интервалы между кораблями. Он приберег его для сдерживания авангарда противника и тесного взаимодействия в сражении со своим центром и арьергардом (план 6а, А, А, А). Нет необходимости рассматривать все фазы этого неравного сражения. Поразительный итог его состоял в том, что, когда к ночи, вследствие густого тумана и штиля, прекратилась артиллерийская канонада, ни один французский корабль не спустил своего флага или был потоплен. Никакой флот не смог бы представить более убедительного доказательства своего высокого боевого духа и боеспособности. И такому результату способствовали во многом искусство флотоводца и тактические способности Турвиля, чего, следует также признать, недоставало союзникам. К ночи оба флота встали на якорь (Б, Б, Б). Отряд английских кораблей (Б') располагался к юго-западу от французов. Позднее эти корабли обрубили якорные канаты и позволили себе дрейф сквозь строй французов для соединения со своими главными силами. В ходе этого маневра они подвергались сильному обстрелу.

Защитив в достаточной мере честь своего флота и увидев бесполезность дальнейшей борьбы, Турвиль теперь позаботился об отступлении. Оно началось в полночь при легком северном ветре и продолжалось весь следующий день. Союзники преследовали французов, маневрам которых сильно мешало аварийное состояние флагманского корабля «Королевское солнце», лучшего корабля французского флота, который адмирал не решался затопить. Отступление основных сил велось в направлении Нормандских островов, причем под командованием адмирала находилось 35 кораблей. 20 из них, пользуясь приливом, прошли через опасный проход между островом Олдерни и континентом (мыс Ла-Хог на полуострове Котантен), достигнув благополучно Сен-Мало. Перед тем как другие 15 кораблей могли проследовать за ними, течение поменялось. Сброшенные ими якоря тащило по дну. Корабли понесло по течению в восточном направлении, в подветренную позицию относительно неприятеля. Три корабля укрылись в Шербуре, в котором тогда не было ни волнорезов, ни порта. Остальные 12 кораблей дошли до мыса Ла-Хог. Все они либо были сожжены командами, либо союзниками. Таким образом, французы потеряли 15 (12. – Ред.) лучших кораблей своего флота, самый малый из которых нес 60 орудий. Но этот урон несколько превышал потери союзников в битве при Бичи-Хеде (неверно. – Ред.). Негодование в связи с этим общественного мнения, а также привыкшего к триумфам и успехам Людовика XIV было несоразмерно потерям. Французы напрочь забыли величайшую самоотверженность Турвиля и его последователей. Ла-Хог стал, кроме того, последним генеральным сражением французского флота, который в последующие годы стремительно уменьшался. Так что это поражение нанесло ему, казалось бы, смертельный удар. На самом деле, однако, на следующий год Турвиль вывел в море эскадру в составе 70 кораблей, в то время, стало быть, потери были возмещены. (В июне 1693 года Турвиль перехватил у мыса Сан-Висенти конвой из Смирны, состоявший из торговых судов и конвоя – эскадры вице– адмирала Рука. Турвиль атаковал неприятеля, захватил 3 корабля и 46 судов, а 64 уничтожил. – Ред.) Упадок французского флота обусловило отнюдь не какое-то отдельное поражение, но общее истощение ресурсов Франции и высокая себестоимость континентальной войны. Эта война продолжалась главным образом благодаря участию двух морских стран, союз которых был закреплен успехами Вильгельма III в ирландской кампании. Не настаивая на том, что результат войны мог быть иным, если бы морские операции Франции в 1690 году имели другую направленность, можно с уверенностью утверждать, что их неверное направление стало непосредственной причиной того неблагоприятного поворота событий, который имел место, и главной причиной упадка французского флота.

Пять оставшихся лет войны Аугсбургской лиги, в ходе которой вся Европа вела вооруженную борьбу против Франции, не отмечены ни какими-либо значительными морскими сражениями, ни морским событием первостепенного значения. Для оценки влияния морской силы союзников необходимо подытожить и выразить в сжатой форме свидетельства незаметного постоянного давления на все сферы жизни Франции, которое она была призвана оказывать и сохранять. Именно так на самом деле морская сила обычно и влияет, но как раз из-за такого своего скрытого действия она, вероятнее всего, остается незаметной и нуждается в некотором подчеркивании.

Возглавлял борьбу против Людовика XIV Вильгельм III. Его предпочтения скорее армии, чем флота, в сочетании со склонностью Людовика XIV энергично вести войну скорее континентальную, чем морскую, а также постепенное удаление мощного французского флота с моря, сопровождавшееся сохранением в море союзных эскадр, не имеющих достойных противников, действовали в направлении той же самой тенденции. Далее, боеспособность английского флота, который вдвое превосходил по численности голландский, в то время находилась на весьма низком уровне. Деморализующее влияние правления Карла II преодолеть в течение трех лет правления его брата (Якова II) было невозможно, и существовала более серьезная причина для беспокойства, проистекавшая из политической обстановки в Англии. Уже отмечалось, что Яков II уверовал в приверженность английских морских офицеров и моряков своей особе. Оправданна ли была эта вера или нет, но новые правители Англии разделяли ее. Это порождало сомнения в лояльности и надежности многих офицеров и неуверенность в рядах командования флота. Утверждают, что «жалобы купцов имели под собой веские основания и указывали на нелепость предпочтения некомпетентных людей в органах, которые направляли морскую мощь Англии. И все же это зло не поддавалось лечению, поскольку более опытные кадры, долго служившие во флоте, считались нелояльными, и лекарство могло показаться хуже, чем сама болезнь»[68]. Подозрительность царила в кабинете министров и городе, разброд и нерешительность – среди офицеров. А человек, переживающий несчастье или неспособный к активному действию, знал, что его пассивность могла вызвать еще более серьезное обвинение в государственной измене.