— Световид — славянское имя, — заметила Марина.

— Я так и думал. У Аврелии были еще дети и от Световида. Семья жила в рыбацкой хижине на побережье недалеко от Сугдеи. Когда Маритимусу исполнилось двенадцать лет, мать рассказала ему, что христианская община, в которой ее отец, Климент, был епископом, взяла с собой в изгнание сокровища и Святую Чашу. Во время кораблекрушения ящик с сокровищами и Чашей удалось спасти. Климент, оставив беременную дочь на попечение рыбака, пошел к северо-западным пещерам Таврики, где уже в то время были христиане. Чашу он взял с собой, а сокровища спрятал в горах недалеко от Сугдеи, в пещере, вход в которую был почти невиден людскому глазу. И, чтобы найти эту пещеру по возвращении, он начертал на скале небесным камнем хризму. Этот знак проступал и становился видимым лишь во время дождя, когда на него попадала небесная влага. И вот двенадцать лет Аврелия ждала возвращения отца, который должен был привести с собой других христиан, чтобы взять сокровища и уехать из Таврики в Вифинию или Понт, где христианство не подвергалось таким гонениям. Но Климент так и не вернулся, и Аврелия ничего не узнала о его судьбе. Возможно, он погиб в дороге. Но я все же думаю, что он успел донести Чашу до этих мест, где мы сейчас с тобой пребываем. Недаром же в Феодоро след Чаши виден в каждом пещерном храме… Но возвращаюсь к рассказу Маритимуса. Так вот, мать открыла ему тайну христианского клада и показала пещеру с магическим знаком. Она сказала, что, если они со Световидом умрут, не дождавшись лучших времен, то он, Маритимус, должен стать хранителем сокровища и передать его христианской церкви. Маритимус писал: «Я не поверил бы в это чудо, если бы своими глазами не видел и тайный знак, и ларец с драгоценностями, спрятанный в землю под камнем». А спустя еще два года римский корабль причалил вблизи рыбацкого селения и от моряков Аврелия со Световидом узнали о том, что в Риме уже прекратились преследования христиан, поскольку император Галлиен слишком занят борьбой с претендентами на престол и с варварскими племенами, тревожившими границы империи. Аврелия, которая давно скучала по родине, убедила мужа ехать в Рим и там начать новую жизнь. Они договорились с капитаном римского корабля, отплывавшего через несколько дней, чтобы взял на борт их семью, а на следующее утро собирались идти в горы за сокровищем. Но не успели этого сделать: ночью на селение напали береговые пираты, ловившие людей для продажи на невольничьих рынках. Световид отчаянно защищал свою семью и был убит в стычке с пиратами, а его жена и дети оказались вместе с другими пленниками на пиратской галере. Их привезли на невольничий рынок в Пергам. Маритимусу, в то время четырнадцатилетнему юноше, удалось бежать, и он нашел в городе римских граждан, к которым и обратился за помощью. К счастью, эти римляне оказались христианами, знавшими его деда, Климента Наталиса. Они дали приют Маритимусу и выкупили из плена Аврелию и ее младшую дочь. Но старшая девочка и два мальчика уже были проданы, и следы их потерялись навсегда. Итак, Маритимус, его мать и сестра приехали в Рим, где их приютили дальние родственники Аврелии, входившие в христианскую общину. Но Маритимусу хотелось независимости и богатства, он поступил в легион, стал воином, успешно сражался и в зрелом возрасте достиг довольно высокого положения, женился на знатной девушке и положил начало уважаемому римскому роду. Аврелия же ненадолго пережила своего мужа и перед смертью просила сына, чтобы он когда-нибудь обязательно вернулся за христианскими сокровищами, иначе они так и пропадут в таврийских недрах. Маритимус и сам хотел их добыть, но всю жизнь ему что-нибудь мешало попасть в Таврику. А со временем, когда началась война с варварами, тревожившими берега Понта, это стало и вовсе невозможным. И однажды, заболев и чувствуя приближение конца, Маритимус решил написать о своей жизни и о далекой пещере, где хранились завещанные ему сокровища. Эти записи он оставил своим детям и внукам. Но, видимо, потомки не поверили его истории, посчитали ее сказкой. А может, кто-то из них и отважился на путешествие в Таврику, да так и не нашел потаенное место.

— Как удивительно, что эту пещеру нашла именно я… — прошептала Марина.

— Так должно было случиться. На это есть намек и в записях Маритимуса. Перед смертью он ходил к знаменитой предсказательнице и спрашивал ее: «Найдутся ли сокровища, спрятанные моим дедом в далекой земле?» И она ответила: «Найдутся через много веков. Твой далекий потомок найдет их с помощью морской девы». Он подумал, что морская дева — понтийская русалка, в существование которых верили многие моряки. Но теперь-то я знаю, что слова «морская дева» могут относиться к твоему имени.

— Ты прочел эти записи и сразу поверил им? Решил ехать в Таврику за сокровищами?

— Нельзя сказать, чтоб я так уж сильно поверил в эту немыслимую историю. Но она не давала мне покоя. Я слышал рассказы генуэзских моряков о далекой Таврике, где в горах много пещер, священных родников и древних храмов. И что-то подсказывало мне, что повесть Маритимуса правдива, хоть и кажется сказкой. Ведь недаром легенда об этом предке передавалась в нашем роду из поколения в поколение. Я спрятал записи в тайник и решил при первой же возможности отправиться в Таврику и попытать счастья. Но прежде надо было съездить в Геную, отдать долг Джаноне дель Боско. И может быть, заручиться его поддержкой. Однако тут новое горе свалилось на меня: умерла Примавера. От ее старой служанки я узнал, что сестра умерла не своей смертью; ее убил Густаво, ожесточенный тем, что она не проявляла к нему любви и покорности. Я поклялся себе, что не уеду из Рима, пока не отомщу злодею. Ночью я подстерег Густаво, когда он возвращался из одного разгульного притона, и набросился на него с оружием. Наш поединок длился недолго, потому что ярость и боль за сестру удваивали мои силы. Враг был убит, Примавера отомщена, но для меня начались новые бедствия. Оказалось, что братья Одерико, подстрекаемые Чечилией, приехали вместе с ней в Рим и начали тайно следить за мной. Они видели, что я убил Густаво, и пригрозили выдать меня властям. За убийство этого чиновного негодяя, друга префекта, мне грозила тюрьма, пытка и смертный приговор. Я оказался перед выбором: женитьба на Чечилии или позорная казнь. Сначала я пытался как-то договориться с Одерико, но они и тут обхитрили меня, подпоив вином, в которое было что-то подмешано. После этого застолья венчание с Чечилией прошло для меня как в тумане. Но утром, проснувшись и увидев, что лежу с ней в одной постели, я опомнился и, пока Чечилия еще спала, бежал через окно. В то же утро я помчался в Геную и хотел снова обратиться за помощью к Джаноне дель Боско, но его в городе не оказалось. Теперь я думаю, что это было даже к лучшему, потому что вряд ли генуэзский чиновник захотел бы из-за меня ссориться с префектом Рима. Но тогда я готов был рассказать Джаноне всю правду, и его отсутствие меня весьма огорчило. Свой долг ему я отдал через его секретаря, а сам тут же устремился в порт, где, на мое счастье, большой купеческий корабль готовился отплыть в Кафу. Все это я проделал очень быстро и тайно, так что никто из моих генуэзских знакомых не видел меня и не мог сообщить Одерико, куда я делся. Оказавшись в Таврике, я стал искать способ подобраться к загадочной пещере. Узнав, что недалеко в горах живет отшельник Симоне, я через его сына познакомился с ним и прикинулся мистиком, который ищет таврийские места силы. Ну а дальше ты знаешь… — Донато нахмурился и замолчал.