Черный Яп улыбнулся, довольный своей работой. Убрал меч в ножны и рыкнул на других пленных. Солдат забрал иены и неторопливо обшарил карманы капитана. Других охранников больше ничего не сдерживало, и они принялись избивать американцев.

Глядя на валявшуюся в пыли голову, Пит озверел, хотел броситься на японцев, но осознал, что это стало бы самоубийством. Глубоко дышал и ждал удара. Ему повезло, во всяком случае, пока – его не избили. В другом месте шеренги еще один солдат, разозлившись, накинулся на пленного. Черный Яп подошел, увидел иены и принялся колотить американца. Когда он выхватил меч, Пит отвернулся.

Два быстрых обезглавливания. Американцы не представляли, что подобное возможно. Пита мутило. Потрясенный, он не мог поверить, что все это правда. Но потрясение пройдет, когда убийства превратятся в рутину.

Пленных держали в строю более часа, и тропическое солнце жарило их непокрытые головы. Питу никогда не нравился его шлем, и он оставил его в лагере. А теперь пожалел. У большинства американцев не было головных уборов, и нечем было защититься от палящих лучей. Они обливались по`том, покрывались волдырями. У многих остались фляги, но пить запрещалось. Когда победители уставали издеваться над побежденными, они удалялись в тень отдохнуть. Танки уехали, пленных вывели на дорогу и отправили на север.

Так начался Батаанский марш смерти.

Они шли колонной по три, по жаре и пыли. Сэл был слева от Пита, Юнг справа. Когда дорога закончилась, их повернули на восток по пересекавшему южную оконечность полуострова шоссе. Навстречу двигались бесконечные колонны японцев – пехота, грузовики, танки, пушки на конной тяге. Готовилось наступление на Коррехидор.

Когда охрана не слышала, пленные непрестанно говорили. Из двадцать шестого кавалерийского полка их было человек двадцать. Остальные рассеялись в хаосе капитуляции. Пит приказал разбиться на тройки и по возможности помогать друг другу. Если японцы замечали, что пленные разговаривают, их били. Ради забавы выхватывали людей из строя, обыскивали, колотили. Через три мили всех обобрали до нитки. Пит получил первую оплеуху, когда японец отбирал у него сардины.

В канавах у дороги стояли выжженные изнутри грузовики и танки – накануне американцы и филиппинцы вывели боевую технику из строя. Попалась захваченная груда пищевых пайков, которые будто и ждали, чтобы их съели. Но не было и речи, чтобы накормить пленных. До того уже недоедавшие люди теперь голодали, а жара доводила до обмороков. Вскоре люди поняли: помогать другим неразумно. Охранники держали штыки наготове и с радостью кололи каждого, кто остановился, чтобы оказать товарищу помощь. Того, кто упал и не мог подняться, откидывали на обочину и в канаву, чтобы разобраться с ним позднее.

Японский штык был тридцати дюймов длиной с пятнадцатидюймовым лезвием. Примкнутый к пятидесятидюймовой винтовке «Арисака», он превращал ее в копье. Рядовые гордились своими штыками и с готовностью пускали их в ход. Если пленный спотыкался и падал или просто начинал отставать, то сразу получал взбадривающий тычок в зад. Если это не помогало, лезвие вонзалось на полную длину и несчастного оставляли истекать кровью.

Пит шел, понурившись и прищурив глаза, чтобы не замечать пыли и жары. Однако поглядывал на охранников, которые то пропадали, то возникали словно из ниоткуда. Немногие из них проявляли сострадание, большинство упивались своими дикими выходками. Ничто их не могло остановить. Кажется, они спокойны, лица суровы, и вдруг приступ бешенства: бьют пленных кулаками, пинают сапогами, колотят прикладами, колют штыками. Наказывают за то, что несчастные глядят не в ту сторону, разговаривают, идут слишком медленно, не отвечают на вопрос по-японском, за то, что пытаются помочь товарищу.

Издевались над всеми, но особенно жестоко над филиппинцами, которых считали низшей расой. В течение нескольких первых часов марша Пит видел, как убили десять филиппинских скаутов, а их тела бросили гнить в канавах. Во время остановки мимо прошла колонна филиппинцев. Пит не поверил собственным глазам: со связанными за спинами руками, они пытались держать шаг. Охранники сбивали их с ног и со злорадством наблюдали, как несчастные корчатся в пыли, пытаясь подняться.

Связывать руки заключенным было бессмысленно. Среди этого ужаса Пит был благодарен тому, что не родился филиппинцем.

Под безжалостным солнцем у людей началось обезвоживание. Сколько бы у них ни было других проблем, главной мыслью стала вода. Жажда превратилась в главного демона. Тела реагировали, стараясь сохранить влагу. Прекратилось потоотделение и мочеиспускание. Слюна стала липкой, язык приставал к зубам и нёбу. От пыли и зноя сильно болела голова, мутилось зрение. Вода, между тем, была повсюду: в артезианских и просто колодцах вдоль дорог, в колонках у домов и сараев, в журчащих ручьях, через которые они переходили. Охранники, наблюдая за их страданиями, демонстративно долго пили из фляг и плескали освежающей водой на лица. Мочили платки и повязывали их на шеи.

Приблизившись к обгорелым руинам госпиталя номер один, они увидели людей в замасленных халатах и зеленых пижамах, которые не знали, что им делать и куда идти. Одни лишились ног и стояли на костылях, у других кровоточили раны. Госпиталь разбомбили несколько дней назад, и раненые до сих пор не могли прийти в себя. Увидев их, японский командир приказал построиться и присоединиться к колонне. И в этом случае помогать не дозволялось. Многие раненые, пройдя лишь несколько шагов, падали. Их спихивали с дороги и оставляли умирать.

Колонна наткнулась на пробку из японских танков и грузовиков. Ее свернули в поле, и людям велели сесть под палящим солнцем. Такой прием назывался «солнечной терапией» и многих довел до срыва. Насквозь прожаренный, один из американцев попытался незаметно глотнуть теплой воды из фляги, и это разозлило охрану. На пленных раскричались, стали их бить, отбирали фляги и выливали воду на пересохшую землю. Японец, опустошивший флягу Пита, швырнул ее обратно с такой силой, что оставил ссадину над его правым глазом.

Через час колонна возобновила движение. Прошли мимо исколотых штыками, истекающих кровью и умоляющих о помощи солдат. Мимо мертвых американцев. С ужасом смотрели, как из канавы вытащили двух раненых филиппинцев и положили на дороге, чтобы по ним проехали танки. Чем дольше они шли, тем больше попадалось по обочинам и в кюветах трупов. Пит удивлялся способности мозга свыкаться с жестокостями бойни и вскоре достиг такого состояния, что больше ничему не поражался. Жара, голод, лишения притупили эмоции. Но гнев кипел и требовал отмщения. Пит молился, чтобы настал такой день, когда он убьет так много японцев, сколько посильно человеку.

Он продолжал общаться с товарищами, ободрял сделать новый шаг, подняться на следующий холм, вытерпеть очередную пытку. Не надо сомневаться, настанет момент, когда их накормят и разрешат напиться. На закате их свели с дороги на поляну и там разрешили сесть и лечь. Не было никаких признаков воды, однако сам отдых на время освежал. Их ступни покрылись волдырями, ноги сводила судорога. Многие, рухнув, сразу заснули. Пит только задремал, как вспыхнул скандал: прибыла новая команда охранников, и они принялись избивать пленных. Приказали встать и построиться в колонну. Движение продолжилось в темноте – люди, хромая, шли, но не могли угодить японцем, требовавшим, чтобы они ускорили шаг.