Звезда эта — Венера. Всходит на рассвете».

«Тогда дождемся рассвета».

В ту ночь они угощали друг друга уже созревшей калиной. Кисло-сладкий привкус этой осенней ягоды у Никиты навсегда остался на губах. Оказалось, помнила его и Юля. Они всю ночь бродили по косогору, поднимались на скифский курган, пристально смотрели на восток. Венера должна была взойти за дымчатыми терновниками. Другие, мелкие звезды, плыли в небесах. На хвосте Малой Медведицы висела Полярная звезда. Она то исчезала, то появлялась. Никита догадался: звезда за перистыми облаками.

«А вдруг Венера для нас не взойдет?» — в голосе Юли ощущалась тревога.

Никита до рези в глазах искал эту несчастную Венеру. Он ее сам загадал. По календарю проверил: Венера должна уже взойти! По времени — четвертый час утра. На примятой траве лежала роса, холодила ноги.

Первой звезду обнаружила Юля.

«Да вот же она! Вот!»

Взошла звезда на юго-востоке.

«Какая красивая! Ты согласен?» — Юля обращалась к Никите, а Никите уже было не до заветной звезды.

Их обоих ждала дома выволочка родителей. За себя он не беспокоился: ну, получит по загривку. Отец его бил только за шкоду, а вот мать могла и шлепнуть — для порядка. Юле крепко досталось от матери. Валентина Леонидовна предупредила:

«Только принеси в подоле — убью».

Не принесла в подоле, и мать не убила, а главное, мать не призналась отцу, что ее старшая дочь «всю ночь гуляла до утра», и не отец, а мать спросила: «С кем?» Дочь ответила словами вульгарной песни: «Не твое, мамаша, дело…» Впервые от родной матери схлопотала пощечину.

Юля уже догадывалась, что все дети Пунтуса — не папины дети, а результат лечения мамы в санаториях.

Зато мальчики росли на загляденье. Сиротино шептало, вслух поносили Валентину Леонидовну, дескать, «шлюха горбачевской перестройки», а втайне кое-кто белой завистью завидовал: жили эти несчастные женщины с мужьями-алкоголиками, рожали неполноценных детей, а потом скудные колхозные зарплаты шли на лечение, на обогащение врачей-мошенников, на дорогостоящие лекарства, на содержание детей-инвалидов. В результате страна получала примитивную рабочую силу. Из года в год Сиротино наполнялось дебилами и шизофрениками. Тут поневоле позавидуешь Валентине Леонидовне: сама судьба к ней отнеслась снисходительно. Не видя препятствий со стороны мужа, она имела возможность отбирать мужчин-производителей.

Засватанная Юля, отправляясь к Перевышкам для приглашения Никиты к застолью, питала тайную надежду вернуть его, сблизиться с ним, чего раньше не допускала, помня предупреждение матери «принесешь в подоле — убью». Теперь было самое время принести, и если убедится, что зачала, спешно вернуться в Луганск — в объятия Семена Онуфриевича. Потом — как жизнь сложится. Упускать Никиту не хотела — она его любила, да и он ее любил, иначе нашел бы в Воронеже женщину, по годам и положению равную. Для замужества женщины есть везде, был бы мужчина, склонный к семейной жизни.

Юля не хотела упускать и Семена Онуфриевича. По заверению отца, он перспективный предприниматель, а то, что взгляд у него тяжелый, как у старого буйвола, — ну и что? Зато у него на Украине — гривны, в России — рубли, за бугром — долляры, по слухам, лежат тепленькие в Швейцарском банке.

Знал бы Никита, сколько у этого грека денег!..

У Юли не хватило смелости спросить Никиту, встретятся ли они еще раз, пока он в отпуске. Когда она поднимала на Никиту, сидевшего напротив, тоскующие глаза, замечала, что взгляд его ускользает: неужели он, как мальчик, стесняется матери? А еще военный, с орденами за войну…

Никита проводил Юлю до калитки, шел сзади, и она на себе ощущала его сдерживающий взгляд.

Она так и не услышала от него обнадеживающих слов. Сухо простился:

— Нет, Юля, я не приду.

Не поняла она: он не придет отмечать возвращение Клима или не придет встретиться с ней, по старой памяти?

Ей так хотелось ему отдаться! Что такое женщина в двадцать пять лет! Любящая, засватанная за нелюбимого. Это раньше — «Я другому отдана и буду век ему верна». Теперь — хоть за десятого. Время другое. Торопливое…

Дома Юля сказала:

— Никита не придет. Ему некогда. Делает пчелам осеннюю ревизию, — ответила Юля.

— Рано! Еще поздний подсолнух в самом цвету, — Зема порывался идти за Никитой, но его не пустили. Настойчиво уговаривала Валентина Леонидовна сидеть и не рыпаться:

— Тоже мне — почетный гость.

Клим не сдержался — гаркнул на мать:

— И ты не рыпайся. Пора уже с Перевышками распить мировую. Не вечно же нам враждовать.

Юля, услышав это, словно засветилась.

7

В середине сентября за Юлей приехал ее жених — Семен Онуфриевич Блакитный. На его крупном, гладко выбритом лице пламенела печать самодовольства, приторно разило дорогими духами. В машине на заднем сиденье лежала коробка шоколадных конфет и пять свежих розочек, завернутых в целлофан. Захватив с собой подарки, ногой толкнул высокую металлическую калитку.

Юля кормила во дворе цыплят. Благоухающий гость с цветами подбежал к невесте, губами прикоснулся к ее щеке.

— Ну, здравствуй. Соскучилась? — и, не получив ответа, торопливо коротко спросил: — Валентина Леонидовна дома?

В голове у Юли мелькнуло: «Он приехал ко мне или к моей матери?» Не успела она и рта раскрыть, как вдруг из жениха послышалось: «Ой, за гаем-гаем…»

Семен Онуфриевич выхватил из бокового кармана мобильник, приложил к волосатому уху. С этой секунды ему уже было не до невесты. По обрывкам фраз Юля догадалась, что речь шла о каких-то вагонах.

— Они что, совсем осоловели? Мы же договорились: сегодня двадцать пульманов для заготзерна, остальные — завтра… У, крокодилы!.. — и матерком…

И вдруг — словно язык проглотил.

Насколько Юле было известно, так даже Алексей Романович себе не позволял. При детях всегда себя сдерживал. Этот еще не муж, а уже показывает, какой он крутой и современный.

Юля перехватила взгляд своего жениха, оглянулась. На крыльце в желтом расписном фартуке стояла мать — ее пышные русые волосы были подвязаны желтой косынкой, на полном румяном лице — след огуречного крема.

Юлин жених смотрел на свою будущую тещу жадным, оценивающим взглядом. Ее большие серые глаза еще не заплыли жиром; нос тонкий, ровный; полные свежие губы, словно искусно накачанные; изящный подбородок. Если б не ее массивный живот и не толстые ноги, эта сорокасемилетняя женщина могла бы претендовать на участие в конкурсе красоты. Такие конкурсы проводятся в Киеве уже не первый год. Спрос на красавиц-украинок в мире возрастает. Даже из Судана поступила заявка-приглашение на конкурс самых крупных женщин. В странах