Его личность искажается от давящего на него лицемерия, и он, за редким исключением, становится таким же тупым и чахлым, как и заключенный в тюрьму человек, потому что его достоинство и самоуважение подвергаются постоянным нападкам. У полицейского хорошее ремесло, которое используется не по назначению, он словно художник, которому приказали покрыть краской ржавое рифленое железо, и тот пожимает плечами, но выполняет приказание.

Ван дер Вальку однажды рассказали, что, когда тебе вручают орден Почетного легиона, ты должен заполнить коротенькую анкету, убеждающую правительство, что ты не совершишь какую-нибудь бестактность. К примеру, не погибнешь с орденом на груди или, скажем, не сбежишь на следующей неделе с ворованными деньгами. Ты должен ответить на вопросы «да» или «нет»: ненужное вычеркнуть. Один из вопросов таков: вас когда-либо признавали виновным в суде? Большинство людей пока еще может с чистой совестью ответить отрицательно. Но сколько человек могут честно сказать, что они этого не заслуживали? «Хотя, — подумал он, — способность человека к самообману безгранична. И я сам такой же. Если бы мне предложили орден Почетного легиона, я бы сказал, что заслуживаю его, — вынужден был бы так сказать, иначе потерял бы свою замечательную работу и пенсию, ради которой работал все эти годы (и ради которой подставлял себя под пули, получал удары по голове… и оказался в постели со Стаси).

Немного напоминает „Кто загрязнил окружающую среду“, — усмехнулся он, — нет, нет, только не я; ну ладно, может быть, и я, только не по своей вине — я работал на правительство, изготовляя напалм».

Он искоса рассматривал Дэниса, который сидел между ним и Флинном (и пытался читать Агату Кристи в мягкой обложке). Не красавец, но довольно симпатичный парень, высокий и стройный, с гибким телом и бледной кожей, огрубевшей и потемневшей на солнце. Мягкие темно-каштановые волосы и трогательная бородка; выйдя в море, ребята перестали бриться, а борода плохо растет, когда тебе двадцать два; в этом возрасте и Хамфри Богарт выглядел незрелым юнцом.

До Дублина они добрались к полудню. Самое время выпить чаю в замке, где Дэниса поместили в комнату ожидания, оклеенную оптимистичными плакатами, призывающими вступать в армию. Флинн сел и вздохнул с облегчением, с любовью глядя на родные стены. Ван дер Вальку было хорошо знакомо это чувство: яркое золото вместо унылой серости. Флинн потягивал чай из большой кружки с китайским рисунком. Как приятно оказаться дома и иметь свою собственную чашку — Ван дер Вальку тоже захотелось домой.

— Итак, — спросил он, — что мы будем с ним делать?

— Теперь все ясно и просто, верно? Никаких сложностей. Формально он находится под арестом. Он признался в убийстве, значит, должен быть арестован. Таким образом, твое требование об экстрадиции становится простой формальностью. Нужно получить ордер у судьи, собрать судебное заседание. Естественно предоставить ему хорошего адвоката; только не этого сторонника абортов, Хеннесси, — он уже требует выпустить под залог Джима Коллинза. Не знаю, что происходит в Голландии, но полагаю, мы можем предоставить сенатору заниматься этим. Бедняга, сейчас для него наступит самое мерзкое время — до сих пор нам удавалось сохранить все в тайне, но теперь пресса начнет совать свой длинный деревянный нос, как у Пиноккио, только их носы почему-то не удлиняются, сколько бы вранья они ни наговорили. Разбираться с прессой поручаю тебе. Насколько я понимаю, именно для этого существуют посольства.

— Точно, — с чувством ответил Ван дер Вальк.

— А теперь я должен оформить его по всем правилам и соблюсти все меры предосторожности, потому что… как ты думаешь, он способен на самоубийство? Нет, я тоже не думаю, но пока мы не выясним, что произошло в действительности…

— Мы никогда не выясним, — мрачно прервал его Ван дер Вальк.

— Что?

— Мы никогда не выясним, что произошло.

— Да, я понимаю. Ты хочешь сказать, что после того, как он признался в убийстве, мы не имеем права продолжать расследование.

— Адвокат Линча, — предсказал Ван дер Вальк с абсолютной точностью, — не позволит мне даже приблизиться к нему. Мне ничего не остается делать, кроме как написать еще один длинный, нудный, никому не нужный, точный и от слова до слова лживый отчет. Dichtung und Wahrheit[27], как сказал Бисмарк.

Он точно не помнил, кто это сказал, но надеялся, что Флинн этого тоже не знает.

Формально его работа закончена; пожалуйста, теперь можно вернуться домой? Ведь не настолько же они глупы, чтобы задержать его здесь еще на десять дней только для того, чтобы увезти Дэниса в Голландию? Они же должны понимать, что гораздо проще, дешевле и удобнее отправить старого полицейского, купив ему билет по пониженным туристическим расценкам? Он хочет домой. Там, в Голландии, у него есть свой отдел, о котором он беспокоится. А как насчет счетов его расходов? (Но в посольстве с облегчением вздохнули, узнав о таком повороте событий, и потому с радостью подписали все его счета.)

И разумеется, ему пришлось задержаться. Он оказался вовлечен — о чем предупреждал его Флинн и подтвердили адвокаты во время дружеской конференции с сигарами в офисе Линча и еще раз за кофе и бренди в гостиной миссис Линч — в запутанный клубок аффидавитов, повесток в суд и прочих юридических тонкостей, которые он когда-то изучал в колледже, но давным-давно благополучно забыл.

— Даже и не думайте, — заявил мистер Мэтью Диллон, старший советник, тенор дублинского бара, — что я оставлю эту женщину в покое. Я обязательно вытащу ее из норы.

— Несмотря ни на что? Думаете, это разумно, Мэт?

— Несмотря ни на что. Мне жаль, что убит ее отец; мне жаль Эдди Фланагана — он достойный человек, хоть и пьяница.

— Вы должны помнить, — мягко вставила миссис Линч, — что у этой женщины есть дети.

— Я считаю, что ее дом, дети, репутация, счастье и стабильность оказались под угрозой не из-за Дэниса, — возразил мистер Диллон, терзая бренди.

— Я не могу позволить себе выдвигать предположения, — медленно произнес Линч, — но если кто и должен сидеть на скамье подсудимых, так это она. Ван дер Вальк?

— Я мог бы отказаться отвечать, — вежливо, — мотивируя это тем, что полицейскому не следует выражать свое мнение. Я должен сказать, что не обнаружил никаких фактов, доказывающих ее причастность — пусть даже косвенную — к убийству отца. Раз уж вы меня спросили, то да, я согласен, что она каким-то образом в этом замешана. Не могу понять как — убежден, она сама этого не понимает — и никто не понимает.

— Но мы это выясним, — вставил Диллон.

— Я прав? — медленно спросил Ван дер Вальк. — Я прав, думая, что Дэнис вообще отказывается ее вмешивать?

— К сожалению, вы правы, — подтвердил Диллон.

— И правильно делает, — заметила миссис Линч.

— Да, — согласился Ван дер Вальк. — Правильно делает. Но допрашивающий судья в Голландии может не принять его отказ. Не знаю; думаю, он может вызвать ее как свидетеля.