Захс был везде и все время притягивал взгляд Мали. Генерал коротко стригся, а вдоль челюсти у него шел шрам. Но Маля смотрела в его глаза, черные и яростные. Из-за этих глаз ей казалось, что изображение живое и он что-то обещает ей.

Кажется, все остальные тоже так думали. Проходя мимо изображений вождя, жители Затонувших городов оставляли ему маленькие приношения и делали почтительные жесты. Под каждой картиной стояла еда, цветы и свечи, как будто он был самим Богом-Мусорщиком или одной из Норн.

Казалось, вождю принадлежит весь город. Водоносы, шлюхи, трехлетние дети – все носили его цвета, и везде стояли его солдаты. Они шли по улицам и плыли по каналам. Прогуливались по деревянным настилам, покуривая самокрутки и глядя на реку. Армия Бога. Хозяева города. Сейчас, по крайней мере.

Стены города походили на дробовик, который недавно изучала Маля. Из-под портретов вождя проступали портреты других. Военное счастье в Затонувших городах недолговечно.

Цвета Армии Бога пятнали лица других вождей. Флаги других армий стирали или закрашивали, но некоторые из них еще были видны. Маля даже разглядела несколько лозунгов миротворцев там, где стены обгорели. «Перекуем мечи на орала».

Солдаты на берегу помахали им. Обычные мальчики, некоторые – не старше Мыша, все вооружены автоматами и дробовиками. Костлявые тела, жгуты мышц, шрамы на голых спинах и ребрах. Все расы, все народы, черные, белые, в веснушках. У них такие же жгучие глаза, как и у вождя. Все такие же смелые и наглые, как солдаты Объединенного фронта, забравшие Мыша.

– Ты кто, девочка? – спросил один из них.

Маля не ответила. За нее сказал лодочник:

– Она со мной.

Он вынул бумаги и протянул их солдатикам. Они посмотрели на девочку, потом на бумаги. Интересно, они хотя бы читать умеют?

– У меня уговор с капитаном Эмонсом, – сказал лодочник и протянул им большой мешок, – он этого ждет.

Мальчики посмотрели на мешок, потом на бумаги, после – на Малю.

Глаза у них были налиты кровью. «Ред риппер», скорее всего. Все солдаты подсаживались на эту дрянь, чтобы не бояться драки, и сходили от нее с ума. Внезапно Маля засомневалась в своем плане.

Эти солдатики наверняка просто хотели убить еще одного ошметка. Какое им дело, защищает ли ее этот торговец или нет, нет смысла в договорах и соглашениях.

У ошметка нет шанса попасть в Затонувшие города. Девочка не принадлежит этому месту. Вожди показали ей это, когда они с матерью впервые бежали отсюда. Люди, сотрудничавшие с китайскими миротворцами, были объявлены главными врагами. Вожди и их солдатики долго помнили предателей.

Один из мальчиков посмотрел на Малю. У него был только один глаз, и этим он напомнил девочке Тула, но глаз у мальчика был карий, налитый кровью и дикий, каким глаз Тула не бывал никогда.

– Ты ошметок?

Она пыталась заговорить, но от страха не смогла и покачала головой.

– Точно ошметок, – парень посмотрел на лодочника. – Зачем тебе ошметок, старик?

– Она полезная, – сказал лодочник после паузы.

– Да? Давай тогда я ее куплю.

У Мали внутри все сжалось. Какая же она дура.

– Она не продается.

– Ты что думаешь, старик, это ты решаешь? – рассмеялся мальчик.

Лодочник покачал головой. Он казался спокойным, но Маля видела, как пот тек у него по вискам и доходил до шеи.

– У меня договор с вашим капитаном.

– Что-то я его здесь не вижу.

Мале показалось, об дно лодки что-то ударилось. Тул. То ли тонет, то ли готовится всплыть и вступить в драку.

«Оставайся там», – мысленно взмолилась она.

Солдатики смотрели на девочку хищными голодными глазами. Маленькие алюминиевые амулеты поблескивали на голой коже. На некоторых красовался зеленый крест, на других – лицо генерала, то же, что и на стенах, с черной кожей, доставшейся ему от матери, впалыми щеками и горящими глазами.

Амулеты отличались от плакатов. Генерал Захс на них все еще улыбался, но неизвестный художник изобразил его почти сумасшедшим. Непонятно только, хотел ли он такого эффекта или просто плохо умел рисовать. Маля посмотрела на мальчиков и поняла, что спросить это не сможет. Да и какая разница, насколько глупо выглядит почитаемый ими генерал.

В конце концов, вооруженный человек никогда не выглядит глупо.

Мальчик посмотрел на лодочника, потом на Малю. Его сослуживцы с интересом следили за разговором. Они были готовы ко всему, в том числе к смерти.

«Не позорь его, – подумала Маля, – дай уйти. Дай ему шанс не потерять лицо».

Кажется, лодочник прочитал ее мысли.

– Ваш капитан нас ждет, – он раскрыл мешок и достал оттуда горсть грязных китайских банкнот с изображением женщины на одной стороне и прямоугольной башни на другой и с надписью «Банковская корпорация Пекина» на китайском и английском.

Китайские красненькие.

– На обратном пути будет больше, – сказал лодочник.

Солдатики не изменились в лице, но один из них взял деньги и пропустил их дальше, в Затонувшие города.

С фасада здания на Призрака смотрел полковник Гленн Штерн.

Полковник был в три этажа высотой и глядел Призраку прямо в глаза, потому что Призрак сидел на крыше у костра, вместе с остальными парнями, и сегодня был героем дня.

Они залезли в старое здание и нашли кучу старых картин и мебели, поломали их и разожгли костер на крыше, выбрав такую, чтобы смотреть оттуда на Затонувшие города.

Затаскивая мусор наверх, пришлось попотеть, но теперь обломки горели, шипя и потрескивая, яркие краски пузырились на холсте и дымились.

Сержант Ошо не хотел лезть так высоко, но, увидев, что они вышли за линию боя, и Аист, Ван, Там-там и все остальные очень просят, согласился.

Аист сказал, сержант не любит забираться высоко: однажды его вместе с прежним взводом застигли врасплох, и сержанту пришлось прыгать в канал с высоты четырех этажей. Он сломал ногу, но все закончилось хорошо.

Высокие здания сержант по-прежнему не любил.

Они сидели на крыше, смотрели на город, а Гленн Штерн – на них, и этот город принадлежал им.

Где-то вдалеке горели другие костры и сигнальные маяки. Одни из них принадлежали Объединенному патриотическому фронту, другие, подальше – врагу. Иногда какой-нибудь урод запускал ракету, и все смотрели, как она падает, но между войсками различных фракций существовала договоренность, что тех, кто устроил на ночь лагерь на крыше, не трогают. Война – дневное занятие. Когда ты отдыхаешь, тебя оставляют в покое, и ты делаешь то же самое. Чаще всего.

На темной улице вспыхнула ракета и грохотнула пушка пятидесятого калибра. Призрак с удивлением обнаружил, что и без Мали может определить калибр орудия. Он уже выучил их все.