принять лишь на вечерней заре, придя к «их» шатру самолично. К тому времени они тоже отлично «отдохнули», перекусив и выпив изрядное количество вина из королевского «холодильника». Рядом с шатром на берегу Днепра в воду были вкопаны корзины с винными кувшинами, прикрытыми полотняными навесами от лучей августовского солнца.

Вот под этими навесами, едва увидев корзины с вином, прямо в струящейся мимо воде, князья, сбросив сапоги и доспехи с войлочными поддоспешниками, и расположились. Слуги, приняв обмундирование, разложили мокрое от пота войлочное платье и заглянули в королевский шатёр у входа и вокруг которого стояло около полусотни королевских гвардейцев.

Помощник гетьмана асаул[4] Войцех Очко[5] показал, какие ковры и подушки, из лежащих и сохнущих на берегу, можно взять.

В общем, вскоре князья возлежали на продуваемом ветерком песке, укрытом коврами и подушками и отдыхали. Слуги восседали в таком же виде чуть поодаль.

Однако когда солнце приблизилось к закату и король, переходящий Днепр вброд, в окружении польской шляхты и Литовских князей, появился в его лучах, князья хоть и возлежали на коврах, но были уже переодеты в цивильное платье.

Сигизмунд Август Днепр в брод, конечно же не переходил. Его переносили, сидящим в кресле. От этого он, окутанный золотом заката, только выигрывал.

— Если бы я был художником, — тихо произнёс Вишневецкий, — я бы написал эту картину.

— О! Мой друг, князь Вишневецкий! — воскликнул король. — Вас не убили черкесы Александра Грозного? Говорят, хуже османов, дичайшие люди!

— Что правда, то правда. Ох и натерпелся я от них. Чуть, что не по ним, сразу хватаются за кинжал и режут друг друга. Два раза при мне зарезали других, один раз пытались зарезать меня.

Вишневецкий шагнул навстречу польскому королю и, сняв шапку, чуть приклонил голову в поклоне.

— Рад снова видеть тебя, Дмитрий Николаевич. Судя по тому, что ты жив, зарезал его ты? — король засмеялся. Смех Сигизмунда подхватила шляхта.

— Я быстро учусь и у меня тоже был кинжал. С тех пор я его так и ношу. А тебе привёз кинжал, снятый мной с противника. Не думай, он тоже был князем и его кинжал стоит твоего внимания, великий король.

Вишневецкий развернул горский шёлковый чёрный с зеленым узором платок и протянул вытянутые руки в сторону Сигизмунда. На руках князя лежал черкесский большой боевой кинжал в серебряных ножнах, и с серебряной же рукоятью с хватом под ширину ладони.

Сигизмунд очень любил оружие. В его Вевельском замке в Кракове для хранения коллекционного оружия и доспехов был отведена специальная комната в жилой башне.

Король молча подошёл и взяв кинжал и чуть вынул его из ножен. Сталь взвизгнула характерным звуком.

— Аккуратно, ваше величество, он очень остр. У кинжала хорошая персидская ковка.

Сигизмунд полюбовался клинком и работой мастеров чеканщиков и задвинул кинжал обратно. Широкое и плоское навершие рукояти звонко стукнулось о ножны.

— Все кинжалы похожи, — как-то грустно сказал Сигизмунд, — но картинки на ножнах необычные. Спасибо, князь.

Король оглянулся, ища войскового казначея и найдя глазами, подозвал к себе жестом правой ладони.

— Достань пять золотых дукатов, — сказал король.

Казначей молча нырнул за пазуху и ловко достал небольшой мешочек. Сигизмунд взял и с торжественно-важным выражением лица передал его Вишневецкому.

— Спасибо, ваше величество, — снова чуть склонил голову князь. — Однако у меня для тебя есть подарок подороже и я не имею ввиду князя Андрея Курбского. Я привёз тебе очень интересные и ценные сведения.

— Ты русские винторезы привёз? — тревожным голосом спросил король.

— Привёз, — небрежно произнёс князь Вишневецкий.

— Сколько?

— Двадцать две штуки.

Сигизмунд взмахнул руками и рассмеялся.

— Вот, господа, как надо у короля выманивать золото. Заболтал меня, отвлёк подарком… И теперь за каждый русский ствол я буду вынужден заплатить не менее пяти золотых.

— У князя Курбского их сорок пять, — тоже рассмеялся Вишневецкий.

Король с шутливым стоном схватился за голову.

— Эти траты, по сравнению с ценой за новости — сущая ерунда, — хмыкнув, произнёс князь.

[1] Гетьман великий литовский — руководитель вооружённых сил Великого княжества Литовского.

[2] До строительства плотины «Днепрогэс» Днепровские пороги заканчивались буквально перед островом Хортица, а большого острова не было до строительства «Каховской» ГЭС.

[3] Речка Конка.

[4] Есаул — в середине 16 века была должность помощника гетьмана, а не звание и произносилось, как "асаул", что в переводе означало «младший воин, мужчина».

[5] Войцех Очко — польский врач и учёный. Лейб-медик короля Сигизмунда Августа.

Глава 23

— Новости никуда от нас не убегут, — отмахнулся от Вишневецкого король. — Мы собрались развлекаться! Да, господа?!

Князья и паны одобрительно загомонили.

— Где ваши винторезы? Устроим пальбу! Покажешь, как они стреляют. Ты много о них писал, теперь показывай!

— Позвольте, ваше величество, пока принесут ружья, представить вам князя Андрея Курбского? Он приехал вместе со мной просить принять его на службу.

Курбский, не получив от короля внимания к собственной персоне, стоял понурый. То, что Сигизмунд не обратился к нему сразу, сильно ударило по его самолюбию.

— Да? — удивился король. — Вы, князь, хотите мне служить?

— Хочу, ваше величество!

— А почему не своему царю? Вы ведь, вроде, как, его дальний родственник… Давали ему присягу…

— Считаю себя от присяги свободным, ибо новый царь Александр Васильевич рушит устои предков и не чтит древних родов и назначает на службу разночинно.

Сигизмунд слушал Курбского невнимательно, и это сковывало князя. Король вскинул руку останавливающим жестом и обратился к шляхте.

— Господа, предлагаю, пока принесут ружья перекусить и выпить. Пройдёмте в шатёр, — сказал он и обратился к Андрею Курбскому. — Извините, князь. Продолжите за столом. Сядете рядом. По левую от меня руку…

Король первым переступил порог пиршественного шатра, в котором уже были зажжены свечи, стоявшие в подсвечниках, прикреплённых к высоким шестам. Шатёр был огромный и шестов, подпиравших шатёр, было около пятидесяти только по периметру. Язычки пламени на толстых свечах весело мерцали. Было светло, как днём.

Около двадцати накрытых холстом небольших столов располагались в шатре по кругу. В центре стоял стол для короля и его ближних. Сегодня по правую от себя руку король усадил князя Вишневецкого, а по левую — князя Курбского.

Только все расселись, как слуги внесли серебряные и медные кувшины с вином. Кубки и чаши быстро наполнились.

—