в хорошей семье. В обеспеченной и благовоспитанной. И заявила эта юная леди, что хочет стать золотарем. Говночерпием, прошу прощения за грубое слово – другого перевода нет. Или, скажем, проституткой. Примерно такой же шок испытали родители юной Флоренс Найтингейл, когда она сказала, что станет сиделкой. Слова «медсестра» тогда не было в помине. Говночерпий, проститутка, сиделка – были позорными словами. Ниже падать некуда! Сиделки – грязные бабы-пропойцы, которых нанимали «дохаживать» безнадежно больных. Сиделки нецензурно ругались, как портовые грузчики, накачивались джином, били больных и крали все, что под руку попадалось. Вот какими были сиделки. Родители отвернулись от Флоренс; их можно понять. А она стала основательницей сестринского дела. Она училась правильно ухаживать за больными – она считала, что от заботливого ухода зависит выздоровление. Без отвращения и раздражения она обмывала гнойные раны, перестилала своим методом белье, меняла повязки, проветривала комнаты и учила этому других. И писала книги простым и понятным языком. И основала целую систему выхаживания больных и облегчения страданий умирающих.

Она не вышла замуж. Сначала по понятным причинам – кто женится на девушке-сиделке? А потом один гуманист-доктор сделал ей предложение. Широких взглядов был человек! Однако перед свадьбой трусливо предложил Флоренс оставить свое позорное и недостойное занятие! Ну, она разорвала помолвку и дальше стала развивать свое учение и свою практику. И спасать больных, которые гибли в скотских условиях, в тесноте и миазмах, на грязной соломе в так называемых «больницах». Она и ночами не спала – все навещала больных и раненых со свечой. Проверяла, как ее ученицы заботятся о пациентах. Ее так и прозвали: «дама со свечой»…

И Флоренс не ходила на митинги борцов за права женщин. Не поучала религиозными тирадами никого. Ей некогда было этим заниматься. Она просто делала свое дело и простыми словами учила этому других. И профессия медсестры стала почетной, вот чего она добилась. А больные стали получать уход и заботу и выздоравливать – это самое главное. Это важнее, чем крики на митингах и поучения. И важнее, как считала Флоренс, чем брак. По крайней мере, с фальшивым гуманистом… Спокойная и упорная дама со свечой – так она прожила свою жизнь. Может, могла бы лучше прожить. Может, могла бы стать счастливее и богаче; избежать оскорблений и непонимания?.. Но она выбрала свой путь; или кто-то наверху его для нее выбрал. Главное – не сворачивать. И идти вперед даже в кромешной тьме – свеча светит, и этого достаточно…

возблагодарите судьбу. В том случае, если у вас остались хоть какие-то силы, ресурсы и знакомые – возблагодарите Провидение сквозь боль и слезы. Это благо. Актриса Янина Жеймо в блокаду зажигательные бомбы на крыше тушила, выступала в госпиталях, перед ранеными, работала из последних сил, умирала с голоду, а муж-режиссер был в эвакуации – успел уехать в Ташкент. После самых страшных месяцев блокады, в конце 1942 года, и она к нему поехала. В дороге пересела в военный эшелон – это было опаснее, их чаще бомбили, но военный поезд быстрее шел! А тот гражданский состав, на котором она прежде ехала, разбомбили. Все погибли. Янина добралась до Ташкента, бросилась в квартиру к любимому мужу, а тот уже снова женился. Несколько недель погоревал – он же думал, что Янина погибла! И женился. Тяжело ведь одному жить, вы же понимаете. Несколько недель быть вдовцом тяжело! Янина ушла – не мешать же чужому счастью. Потеряла память, немного оглохла, слегка помешалась – все сидела и курила, курила… Но потом ей знакомый дал заграничное лекарство, такие капли чудодейственные в пузырьке с яркой этикеткой. Она капли стала принимать – и они помогли! Лучше стало! Потом знакомый признался, что от отчаяния и желания помочь дал обычный сахарный сироп. Сладкую водичку. И спас Янине жизнь. А потом она вышла замуж за доброго человека – он тоже ее спасал и поддерживал. И брак оказался счастливым. Она выжила и спаслась, в отличие от жены артиста Бернеса. Полина заболела раком, а муж, с которым она 20 лет прожила, не пришел ни разу в больницу – боялся рака. Не хотел заразиться. А Полина звонила, звала – она несколько месяцев в больнице умирала, борясь с болезнью, – и умерла. Так вот. Предали – и ладно, ничего не поделаешь. Хорошо, если предали и отступились, пока есть у нас запас возраста и здоровья. Есть знакомые с чудесными каплями или просто с человеческим сочувствием. Мы встанем на ноги. Придем в себя. И поймем, кто предатель, а кто – друг. Предательство тоже благо, если происходит своевременно, пока еще есть силы и время. А жесткий урок мы усвоим – и это спасительный урок.

вещь отвратительная. На нее трудно ответить и защититься. Ее еще называют «обволакивающей агрессией». Одна женщина жила со взрослым сыном и невесткой. Очень недолго – потом молодые от нее уехали и вообще отношения испортились очень. А свекровь ничего плохого не делала! Наоборот. Ночью заходила в комнату молодых, чтобы одеялко поправить им. И шептала: «Боже, какие голубки! Ну, спите, спите!» Или ночью ей вещи из шкафа были нужны – шкаф же в этой комнате, может же она взять свои вещи? А невестку эта добрая свекровь называла: «милая» или «голубушка», – очень ласково. И прибирала вещи невестки в том самом пресловутом шкафу. Невестка придет, а ее трусики и лифчики аккуратно сложены, приятно же?

Неприятно. Это и есть обволакивающая агрессия, которая подобна облаку ядовитого газа. Пассивно-агрессивные люди иногда сами не осознают своего поведения. И направо-налево раздают советы, комплименты и оказывают помощь, проявляя внимание. «Это ничего, что вы пухленькая! Такие тоже замуж выходят и счастливо живут!», «Вы молодчинка и умничка! Я довольна вами!», «Я от вас не ожидал такого хорошего результата – я о вас только плохое слышал!», «Милая, как вы мне нравитесь, так бы вас и расцеловала!» И ответить нечего. Все по-доброму. Укрывают одеялком и трусы в шкафу перекладывают по-своему. И подбираются сзади, чтобы обнять крепко-крепко, будучи совершенно незнакомыми… Хаму легко ответить или просто уйти. Пассивно-агрессивному человеку ответить невозможно – он страшно обидчив. Он же добрый! За что вы с ним так?! Какой вы злой и неблагодарный, прямо как сын с невесткой, которые сбежали от доброй свекрови. Потому что на малейшие попытки поговорить и разъяснить она реагировала слезами и оправданиями.

Пассивно-агрессивное поведение надо осознавать и работать с ним – в нем корень проблем и источник конфликтов. И сто раз надо подумать, прежде чем зайти ночью в чужую комнату или обратиться к едва знакомому человеку: «милочка» или «голубчик». И отвесить комплимент про возраст, вес, семейное положение или национальность…

в одной семье. Одна была красивая, прелестная, а вторая – не очень… На старшую хоть мешок надень – так мама говорила, – и все равно красиво! Идеальная фигурка! Поэтому младшей платья шили у портнихи, чтобы сделать фигуру привлекательнее и скрыть ноги не очень красивые. И платья были шикарные! А старшая ходила в мешках. Фигурально выражаясь. И младшая была не очень здоровенькой, поэтому ей покупали дорогие фрукты, виноград зимой. А старшая иногда получала яблоко – она и так крепкая была. И ей об этом постоянно напоминали! И путевку в «Артек» дали старшей за отличную учебу. Но мама правдами-неправдами сделала так, что поехала младшая дочь, которая так себе училась. Но ей нужно было на море! А старшую дочь мама убедила сказать, что она больна и ей солнце противопоказано. Подтвердить мамины слова. Долго рассказывать, но так было всю жизнь. И дачу, и квартиру родители записали на младшую дочь. И не давали старшей замуж выйти; это плохая примета, раньше младшей замуж выходить. Когда у старшей появился жених, мама начала намекать, что неплохо бы отдать жениха сестре. Как-то поспособствовать развитию их отношений… Долго рассказывать, но старшая дочь устроила свою жизнь. Все у нее хорошо. И маме она помогает. И чувствует себя даже не сиротой, а каким-то приемышем в родной семье. Когда она приходит к родителям, ей рассказывают только о сестре. И требуют помощи и участия… И Диккенса, конечно, родители-банкроты отдали на фабрику в детстве – ваксу делать для сапог. Но самое ужасное, что в это же время они пышно одевали его сестру и учили ее музыке за деньги. Может быть, за те деньги, которые малолетний Чарльз зарабатывал в грязи и унижениях… Вот это самое тяжелое. Даже нелюбовь и пренебрежение легче снести, чем вот это… И это травма на всю жизнь, хотя никто никого не мучил, не бил и ваксу делать не заставлял. Но тяжело на сердце и не хочется приходить в дом, где тебя не видят в тени другого…