Такое же впечатление произвел на Глорию в свое время Лондон, и она не могла не согласиться со старой маори. Нью-Йорк был еще более шумным и необозримым, и если бы Глория была духом, она предпочла бы сбежать отсюда как можно скорее.

— В центре города огромный парк, там даже есть высокие деревья, — сообщила Кура.

Ей не терпелось поскорее сойти с корабля и завоевать этот новый, какой-то особенный город. При этом она нисколько не сомневалась, что у нее все получится. Ее концертмейстер присылал на борт судна телеграммы. Интерес к ее выступлениям был огромным. Билеты на первые вечера уже были полностью раскуплены. Впрочем, нужно было еще кое-что сделать, и Куру распирало от жажды деятельности. Конечно же, в отель «Вальдорф Астория» Мартины поехали на одном из этих новых автомобилей.

Глории не понравилось ни грохочущее транспортное средство, в котором Таматея, судя по всему, испытывала самый настоящий ужас, ни пугающая элегантность холла в отеле. Впрочем, их появление ажиотажа не вызвало. Служащие отеля, конечно, обратили внимание на броскую красоту Куры, однако не узнали европейскую знаменитость и даже не поинтересовались, кем ей приходится Глория. Девушка поселилась в номере люкс, снятом родителями, и, к ее облегчению, выяснила, что новые члены ансамбля не будут исполнять песни и танцы прямо здесь. Для этого Уильям арендовал помещение в расположенном неподалеку театральном квартале.

Таматея должна была присутствовать при отборе новых танцоров, поэтому на протяжении первых дней в Нью-Йорке Глория по большей части была предоставлена самой себе. Уильям и Кура предложили ей сходить в музеи или галереи. Это было бы прилично для молодой девушки, поскольку отель обеспечивал транспортом, который должен был отвезти Глорию туда и обратно. Глория послушно посетила Метрополитен-музей. Без особого интереса она рассматривала картины, которыми так безуспешно пытались ее вдохновить в течение шести лет учебы в Англии. Гораздо больше ей понравились музыкальные инструменты различных народов мира и богато представленная коллекция оружия. Артефакты с островов Тихого океана напомнили Глории работы маори, и ей стало почти уютно.

Однако посещение музея вызвало и тревожные мысли. Что она делает в этом городе? Здесь нет ничего из того, что ей нужно. Наконец она убежала, нашла вход в Центральный парк и потерялась в огромных садах. Там были видны земля и небо, хотя горизонт ограничивали высотные дома Манхэттена. Над Нью-Йорком висел купол дымки; стояла осень, и ветер носил по парку рубиново-красные листья. В Киворд-Стейшн сейчас весна. Закрывая глаза, Глория видела на ярко-зеленых от дождя пастбищах недавно остриженных овец, готовых к перегону на высокогорья в Альпы, видела заснеженные вершины, смотревшие на фермы сквозь хрустально-чистый воздух. Джек, наверное, ездит верхом, а с ним, возможно, его жена Шарлотта. Бабушка Гвин писала, что у них счастливый брак. Но разве можно быть несчастным в Киворд-Стейшн?

Когда Глория снова вернулась к музею, машина уже ждала ее. Водитель очень волновался, поскольку она опоздала. Когда они прибыли в отель, Уильям не преминул упрекнуть ее, хотя Мартины наверняка не переживали из-за потерявшейся дочери. Для этого они слишком были заняты дневными репетициями. Они спорили из-за двух или трех танцовщиц, которые, на взгляд Уильяма, соглашались обнажить слишком мало тела, а на взгляд Куры, слишком плохо чувствовали ритм. Таматея считала, что девушки очень худы, чтобы представлять женщин-маори, что казалось Глории странным: ведь большинство девушек-маори были стройными.

Впрочем, когда на следующий день Глория присутствовала на репетициях, она поняла, что имела в виду старая танцовщица. У всех претенденток, высоких и длинноногих, были жилистые тела балерин. Женщины-маори были мельче, бедра у них были шире, грудь — тяжелее. Однако эти девушки двигались без труда, как, наверное, делала на выступлениях и Мата Хари, на которую, вероятно, и собиралась ориентироваться чета Мартинов. Они сразу же привели на помощь Таматее нью-йоркского балетмейстера — по крайней мере Уильям выразился именно так. Таматея рассердилась, поэтому атмосфера в труппе стала напряженной.

Последующие дни Глория проводила по большей части в своей комнате. У нее не было ни малейшего желания участвовать в вечных ссорах, во время которых каждый пытался перетянуть ее на свою сторону. При этом мнения у Глории никакого не было. Давно прошли те времена, когда бабушка Гвин, смеясь, называла ее «маленькой тохунга», намекая на знания Глории об овцах и лошадях. Без особого энтузиазма она написала письмо в Киворд-Стейшн.

Перечитав письмо, Глория вычеркнула последнее предложение.

Джордж Гринвуд не мог сопровождать Лилиан в Греймут. Его ждали срочные дела в Крайстчерче — и известие о смерти дочери, Шарлотты. Гвинейра МакКензи, встретившая правнучку в Литтелтоне, с серьезным выражением лица сообщила ему, что Элизабет ждет его в отеле. Литтелтон, который к моменту прибытия Гвин в Новую Зеландию более шестидесяти лет назад был крохотной деревушкой, вырос и превратился в настоящий город со всеми удобствами.

Джордж коротко попрощался со своей юной спутницей и отправился к жене. Гвинейра с сожалением глядела ему вслед. Она тоже была в трауре, но не хотела портить для Лилиан момент возвращения. Поэтому она была не в черном, а в платье приглушенных тонов.

Лилиан не заметила ее подавленного настроения. Девочка была взволнована и счастлива, оттого что вернулась домой, и просияла, когда Гвин сообщила ей, что она сегодня же увидит мать. Илейн не смогла больше ждать. Она приехала из Греймута ночным поездом; Лилиан и Гвин вот-вот встретят ее. После этого мать и дочь должны были провести несколько дней в Киворд-Стейшн.

— А папа? — спросила Лилиан. — Он не приедет?

— Очевидно, без него там не обойтись, — заметила Гвин. — Война. Но пойдем, нужно отправить твой багаж в Крайстчерч на пароме.

— Я не буду говорить, как ты подросла! — поддразнила Илейн дочь, наконец выпустив девушку из объятий. Лилиан и Гвин приехали на вокзал вовремя и с нетерпением ждали прибытия поезда. — Этого вполне можно было ожидать.

— Я совсем не большая! — запротестовала Лилиан. — Даже не твоего роста.

Лилиан действительно по-прежнему была маленькой и хрупкой, но в остальном очень похожа на мать. Увидев ее, Гвин показалось, что она смотрит в волшебное зеркало. Не считая цвета глаз, чуть менее волнистых волос, имеющих иной рыжий оттенок, Лилиан была совершенной копией пятнадцатилетней Гвинейры.

— Я жду духовного роста! — пошутила Илейн. — Столько лет в английском интернате! Ты должна была превратиться в ходячую энциклопедию!

Лилиан скривилась. Судя по всему, здесь имеют превратное представление о том, как обучают девочек в «Оукс Гарден», но, в конце концов, какая разница. Никто не станет экзаменовать ее.