Твоя гордость уязвлена?

Твое самолюбие задето?

И? Оскорбишь меня в ответ?

Что ты скажешь мне?

Как ответишь?

Наше противостояние продолжается, и я могу заниматься этим хоть…

Пальцы Виви неожиданно смыкаются на моем запястье. Подтаявшие кусочки пудинга уже начинают медленно сползать по коже. Едва успеваю передвинуть коленку по одеялу, чтобы сохранить равновесие, а Виви тянет мою руку дальше к себе. До тех пор, пока моя ладонь не оказывается на уровне его лица.

‒ Эй?..

Интуиция сразу врубает абсолютно все предупреждающие механизмы, и на мгновение мне чудится верещание десятка сигнальных систем в моей голове. Будь сейчас здесь чужак, ‒ да хотя бы такой же отморозок, как те, что проникли на территорию университета, ‒ в его башку бы уже врезалась моя нога.

Но передо мной Виви. И я глупо мешкаю, теряя драгоценные секунды.

И он беззастенчиво пользуется моим промедлением.

Кусочек пудинга, от жара моей кожи уже превратившийся в малюсенькую капельку, соскальзывает на запястье и едва не срывается вниз ‒ к одеялу. Но не успевает. На его пути возникает препятствие.

Виви, почти прижимаясь губами к месту на моей коже, где посмела остановиться злосчастная сладкая частичка, чуть выше его собственной хватки, горячит меня дыханием, а затем непринужденно ловит капельку кончиком языка.

Меня пробирает от затылка и до коленей, словно в мою кровяную систему запустили жидкое пламя. И оно смешивается с жизненными потоками, пробуждая каждую давно омертвевшую эмоцию, раззадоривает ощущения, застывшими реакциями сокрытые на поверхности кожи, ‒ миллиметр за миллиметр, и учащает дыхание.

«Не распробовал», ‒ читаю в сиянии его глаз.

И вздрагиваю, почувствовав настоящее прикосновение.

Пламя нежничает, ластится и завораживает, сопровождая безумное скольжение языка Виви по моей ладони ‒ от запястья до кончика безымянного пальца. Запутываюсь во вдохах и выдохах. Обжигающие губы мягким напором заставляют согнуться мой указательный палец и, легонько прихватывая его сбоку, медленно продвигаются вдоль него, собирая основную массу пудинга.

Очухиваюсь только тогда, когда Виви, давя чуть сильнее, прижимается губами к подушечке моего большого пальца, запечатлевая на нем влажный поцелуй.

Вырываю руку из его хватки, и он не препятствует мне в этом.

‒ Угостился? ‒ как ни старалась расхрабриться, а голос все равно звучит сдавленно.

Вместо ответа Виви облизывает левый уголок своих губ ‒ не демонстративно, однако чтобы я, бесспорно, заметила.

‒ Сладости на сегодня закончились! ‒ плюхаюсь на кровать и, извернувшись змеей, укутываюсь в одеяло с головой.

«На сегодня…»

Эхо тихого голоса Виви звучит в голове до тех пор, пока разум милостиво не позволяет мне провалиться в сон.

Глава 21. Предрешенный рассвет

Далекое вчера

Отстранено вглядываюсь в сверкающую речную поверхность. Загрязнение в ней давно превысило все возможные нормы существования жизни. В бурном потоке вьются мглистые густые завихрения, блестящие маслянистые пятна волнообразно танцуют, подстраиваясь под водное течение, о камни разбиваются зеленоватые пузыри, а в некоторых местах сумасшедшее бурление удерживают внутри матовые куски, похожие на растянутую грязевую пленку.

‒ Идем же, солнышко.

Четыреста пятая берет меня за руку и, мнительно оглядываясь, ведет вверх по заросшей тропинке. Мы останавливаемся около разрушенного моста и заброшенного шлюза. Из черной пасти в стене, состоящей из беспорядочно наваленных камней, рвется наружу водопад, похожий на разбавленную смесь из чьих-то раздавленных внутренностей.

Неподалеку располагается и хижина Шрамника — нелепая конструкция из погнутых и соединенных между собой контейнеров. Кое-где поблескивает металл, но в основном роль своеобразных украшательств играет ржавчина.

‒ Сюда.

Четыреста пятая опускается на корточки возле кривых ступеней хижины. Двести тринадцатый тоже здесь, сидит, скрючившись, у двери, почесывает крестообразный шрам, заменяющий ему левый глаз, и равнодушно наблюдает за копошащейся у его крыльца девушкой.

Плюхаюсь в примятую траву, жмусь к боку Четыреста пятой и с любопытством таращусь на ее правый кулак. Там запрятано нечто таинственное, и мне не терпится разгадать загадку. Улыбнувшись, она подносит руку поближе к моему лицу и разжимает пальцы.

‒ Монетонька, ‒ говорю я, невольно засматриваясь на чистую блестящую поверхность предмета, его ребристый бок и выпуклости цифр. Наверное, Четыреста пятая получила ее от того сморщенного дядьки в бархатном пиджаке, с которым провела сегодня в комнате почти два с половиной часа.

‒ Твоя. — Голос Четыреста пятой чуть дрожит, но в интонациях держится твердость.

‒ Моя? — недоуменно переспрашиваю я.

‒ Монетка будет защитной, ‒ объясняет девушка. Показав мне кусочек плотного тряпья с торчащими нитями, она принимается с крайней сосредоточенностью заворачивать в него монету. — Такие в Высотном Городе покрывают дополнительным слоем для сохранения прочности на длительный срок. Может проваляться долгое время в самых отвратительных условиях, и поверхность все равно останется нетронутой. Оставлю ее здесь. Для тебя.

‒ Почему? — Внимательно слежу за тем, как Четыреста пятая прячет заработанное в нишу, на уровень ниже последней ступени, и старательно закладывает все камнями. — Ты совсем-совсем не хочешь тратить ее?

‒ Вот именно, что хочу. — Она щекочет кончиками пальцев мой подбородок. — Хочу потратить ее на тебя, солнышко. Запомни наше тайное место и, когда тебе понадобится помощь, забери содержимое тайника. Это моя особая защита для тебя.

Покосившись на Шрамника, покачивающегося в такт собственной внутренней мелодии, Четыреста пятая глубоко вздыхает, смотрит по сторонам, затем на тайник, удовлетворено кивает и, наклонившись, поднимает меня на ноги, крепко ухватив за талию.

‒ Продолжим, ‒ уверено заявляет она и, широко улыбнувшись, уводит меня прочь от смрадной реки.

«Подохну скоро, парни. Так что хватит сюда шляться», ‒ доносит до нас ветер обычный прощально ворчливый бубнеж Шрамника.

Мы делаем еще шесть остановок в южной части Клоаки, и каждый раз Четыреста пятая настойчиво просит меня запомнить выбранные места. Прежде чем спрятать очередную монетку, она проверяет, чтобы вокруг не было ни души, а после долго и внимательно изучает округу, выискивая тех, кто случайно мог бы издалека заметить наши маленькие игры в сокровище.