Место для сна им предоставили в снятом с колес камуфлированном «кунге», где была установлена металлическая бензиновая печка. Печка была ночью протоплена, и не успела еще остыть полностью. И, несмотря на основательный запах бензина, который после такой печки остается, все трое улеглись и уснули почти моментально. Не всегда им удается сделать это под посторонней охраной.

– Товарищ полковник… – раздался едва-едва слышный шепот.

Тем не менее на голос сели сразу трое спецназовцев, хотя по три звездочки на каждом погоне их них носит только Согрин.

– Машина? – спросил Согрин, и сразу посмотрел на часы.

Спали они полтора часа.

– Машина… – давешний капитан-омоновец теперь стал говорить громче, но тоже шепотом.

– Едем?

– Тут такое дело… Это другая машина… Тоже микроавтобус… Тоже «кадыровцы»… Документы в порядке. Мы позвонили к ним в штаб, там подтвердили, что такие у них есть и сейчас находятся на задании в нашем районе. Только…

– Что?

– Может быть, и эти проезжали. Но там было две другие машины. В ту сторону такая машина не проезжала. И лица какие-то… Что-то здесь нечисто…

– Интуиция?

– Интуиция. Дополнительная проверка нужна. Мы спросили. Они не знают, когда вернутся те две машины… Они вообще, похоже, не знают, что тут две ихние машины прошли. Что будем делать? Задерживать до прибытия двух других машин?

Согрин переглянулся со своими.

– Мы посмотрим. Я кое-кого из «кадыровцев» в лицо знаю, – сказал Сохно. – Выпивали как-то вместе. Сейчас, мы выходим…

Капитан выпрыгнул из «кунга». Спецназовцем понадобилось две минуты, чтобы облачиться в свою амуницию.

– Откуда здесь столько «кадыровцев»? – сам себя спросил Согрин.

– Кадыр привел, – всерьез сказал Сохно. – Кадыр Мамлеев… В Грозный едет… Чтобы с нашим командиром встретиться.

– Кадыр… «Кадыровцы»… – начал вслух размышлять Кордебалет. – А что, в этом есть резон… И я не удивлюсь, если дело будет обстоять так.

Первым вышел Сохно, еще держа бронежилет в руке. Внешне выглядел совсем не воинственно. Это любого противника расслабляет. Согрин с Кордебалетом чуть-чуть задержались. Полковник помогал подчиненному пристроить за спиной ранец с ноутбуком-рацией так, чтобы крепление держалось туже и не болталось. При наличии бронежилета это не самое простое мероприятие.

Микроавтобус «Фольксваген» стоял против крупнокалиберного пулемета. Не каждый, даже ни в чем не повинный мирный человек пожелает стоять вот так, под черным, моментальную смерть несущим выходным отверстием ствола. Этот пулемет способен меньше чем за минуту превратить «Фольксваген» в груду обгоревшего металлолома. Эти встали, словно специально показывают, что им бояться нечего.

Двое омоновцев со стороны водителя. Двое с другой стороны. Еще двое рядом со шлагбаумом. И ствол пулемета слегка шевелится, словно кто-то страшным пальцем грозит. Сохно весело, перемигиваясь с омоновцами, подошел к открытой боковой дверце автобуса. Непонятно, что ощущали во время досмотра омоновцы, но сам подполковник сразу почувствовал напряжение и обратил внимание на пальцы сидящего ближе других к двери, спиной к водителю, парня, сжимающего автомат. Пальцы напряглись почти до посинения. А другой, сидящий чуть дальше, точно так же вцепился в гранату на поясе.

– Так… – Сохно заглянул в салон и «ощупал» взглядом всех четверых пассажиров. – Четыре места есть… Мы втроем поместимся… До Грозного возьмете?

– Садись, подполковник…

Сохно обернулся к подошедшим товарищам.

– Я же говорил…

– Берут? – Согрин понял, что говорил Сохно, правильно.

– С удовольствием…

– Свои люди… – Согрин прощально протянул руку капитану омоновцев. То же самое сделали Сохно с Кордебалетом.

И тут же все трое водрузились на задние сиденья. Таким образом получилось, что все чеченцы, включая водителя, оказались в поле зрения спецназовцев. А одно свободное место даже позволило поставить рюкзаки так, чтобы они всегда были под рукой, но вместе с тем рук не занимали и позволяли в любой момент загрузить их оружием.

Сам Кадыр Мамлеев, начальник разведки Зелимхана Кашаева, скромно сидел в среднем ряду, притиснутый к окну толстым чеченцем в мохнатой шапке. Ни один из спецназовцев вида не подал, что узнал его. Капитан ОМОНа махнул, прощаясь, рукой, и «Фольксваген» тронулся.

Не проехали и пары километров, как парень с переднего сиденья салона, что так стискивал свой автомат под взглядами омоновцев, спросил у спецназовцев что-то по-чеченски. Проверка, как поняли все.

– Мы не понимаем, – ответил Согрин, и удержался, не посмотрел на Сохно, который чеченским владеет вполне сносно. Минуту назад Сохно сидел с закрытыми глазами, со стороны посмотреть – спит. Но и Согрин, и Кордебалет знают, что когда закрываются глаза в такой обстановке, предельно обостряются все другие чувства. И внешне спящий Сохно готов адекватно отреагировать на любые действия, вокруг него происходящие.

– Я спрашиваю, откуда путь держите? – перевел парень свой вопрос.

– Со служебного задания, – спокойно ответил полковник, считая такой ответ исчерпывающим и не располагающим к продолжению разговора.

Толстый чеченец сказал что-то на своем языке. Двое других заговорили часто и утверждающе. Но Кадыр прервал разговор короткой фразой. Потом добавил несколько слов.

Сохно, не открывая глаз, заворочался, прижимаясь головой к стеклу, и что-то забормотал. Совершенно непонятное.

– Что он говорит? – спросил парень.

– Не знаю, – пожал плечами Согрин. – Во сне разговаривает. По-своему. Он мордвин…

Сохно никогда мордвином не был и мордовского языка не знал. Более того, он и во сне никогда не разговаривал, а если бы разговаривал, то не мог бы служить в спецназе, потому что разговаривающий во сне в состоянии выдать свое присутствие там, где следует вести себя тихо. Но Сохно, тогда еще старший лейтенант, в составе отдельной мобильной офицерской группе Согрина, тогда еще капитана, дважды по полгода находился в командировке в Анголе. И вынужден был, как и оба его товарища, изучить простейшие португальские слова. И сейчас, словно бы во сне, сказал по-португальски:

– Он запретил нас убивать. Нельзя рисковать заданием.

3

Кадыр испугался и притих, когда увидел, как к микроавтобусу подходит с бронежилетом в руках этот подполковник с заспанным лицом. Совершенно по-дурацки подходит, потому что, имей боевики желание атаковать, он стал бы первой жертвой. Правда, атака под стволом крупнокалиберного пулемета очень похожа на самоубийство. Тем не менее… Испугаться Кадыру было от чего. Одно нечаянное слово из-за непонимания ситуации, и он сам попадает под удар своих сопровождающих с одной стороны и омоновцев с другой. И это тогда, когда он так удачно выстроил в голове почти гениальный план своего перехода из одного лагеря в другой. Такого перехода, когда никто не будет знать, что представляет собой начальник разведки Кашаева в самом деле – ни боевики, ни федералы. Он придумал, как может ловко, как настоящий уж, проскользнуть между двумя нависающими над головой камнями, и ни один камень его при этом не придавит. Более того, в результате всего задуманного Кадыр попутно сможет обеспечить себе безбедное существование на многие годы вперед, если не на всю жизнь. И надеется, что детям и внукам тоже кое-что от него достанется. Те тридцать миллионов рублей, что обещает правительство за голову Зелимхана, живого или мертвого, могут обернуться пользой для других чеченцев. Правда, не абстрактной пользой для всех, а хотя бы для некоторых, хотя бы членов семьи… Кадыр сумеет не растратить деньги, а сделать из них деньги гораздо большие. Делают же другие, почему же не сделать ему…