– Что значит послал? А ты сама что, не хотела прийти?

– Я бы и пришла, чуть позже. Но он сам за ужином сказал, чтобы я не мучила ни тебя, ни себя, хотя только для этого и создана, и шла к тебе.

– Ну, Крамаренко! Ну, подонок!

Бережной только покачал головой, слов не было. Спросила Вера:

– У вас был разговор?

– Да!

– Понятно. И удивительно.

На этот раз спросил Бережной:

– Что удивительно?

– Что ты вообще захотел после встречи с ним меня видеть. Он умеет все перевернуть. Так, как это выгодно ему.

– Вера! Да плевать я хотел на то, что он говорил. Кстати, если ты думаешь, что я безропотно стоял и слушал его рассуждения, то глубоко ошибаешься! Я в состоянии защитить свою любовь, ты об этом прекрасно знаешь. И потом он оперировал фактами, о которых я знаю от тебя самой, правда, немного в иной интерпретации.

– В том-то и дело, что в иной интерпретации.

– Послушай, Вера, да черт с ним! Пусть думает и говорит, что хочет, главное – ты рядом, и мы любим друг друга!

– Правда?

– Конечно!

Она положила голову ему на плечо.

– Как, Володя, с тобой спокойно, хорошо.

– Пойдем в штаб? Иначе продует тебя всю, ладони вон как ледышки!

– Нет, любимый. Я увидела тебя и убедилась, что между нами ничего не изменилось. Поэтому сейчас пойду домой, а завтра… Завтра при всех встречу тебя после наряда, и мы вместе пойдем к тебе, в общежитие. Надеюсь, Антон поймет и найдет себе временное пристанище? Пусть весь гарнизон узнает, что я люблю тебя и ушла от Крамаренко. Хватит прятаться, а то сами даем повод обсуждать нас. А потом снимем в поселке комнату, пока я разведусь с мужем. Если ты, конечно, не против всего этого?

– Я? Против? Да ты что? Ты умница, Вера, и я буду как никогда ждать окончания дежурства.

Вера поднялась.

– Я провожу, – предложил Бережной.

– Не надо. Дойду сама, у тебя служба. И прошу тебя, Володя, выбрось из головы то, что тебе наговорил Крамаренко. Не верь никому, кроме собственного сердца. Оно не солжет! Спокойно провести тебе наряд, любимый.

– Спокойной ночи, Вера! Я люблю тебя!

Она кивнула головой и, кутаясь в светлый плащ, стала удаляться в темноту военного городка.

А в ноль часов вновь раздались выстрелы снайпера. На этот раз стрелок бил по парку боевых машин. Было произведено два выстрела, которые, как и прежние, ушли в «молоко». И вновь объявление тревоги, вновь ночная зачистка, на этот раз силами милиции. И вновь брошенная винтовка и две еще теплые гильзы. Больше никаких следов! Пытались использовать кинолога с собакой, но рассыпанная вокруг позиции хлорка не дала сделать это. В то же время, по докладам постов наблюдения милиции, за весь день после митинга лагерь покинуло всего несколько семей, как положено, зарегистрировавшихся на блокпосту и вернувшихся через несколько часов с покупками местного рынка. Больше никто и нигде даже не пытался покинуть лагерь. Напрашивался вывод, что либо стрелок использовал время митинга для ухода из лагеря, или он к беженцам отношения не имел и обитал где-то в степи. И вновь всех удивила бесполезность действий снайпера. Он не бил по людям, а делал выстрелы в сторону войсковой части произвольно. И это было непонятно. Для чего снайпер делает это? Ответа на данный вопрос не было.

Наступила среда. Буланов с утра чувствовал себя как на иголках. Он с нетерпением ждал двух часов, время, на которое сам себе назначил рекогносцировку места предстоящей встречи с Лейлой.

В таком же состоянии находился и майор Марков, готовивший к отправке на объект первого боевика – здоровяка Ваху в 12.00, затем через час – Али. Сам же, с Исой, намеревался присоединиться к засаде в 17.00, за час до запланированной Булановым и Лейлой последней встречи. Последней в прямом смысле. Все боевики были оснащены аппаратами кодированной связи малого радиуса действия.

Лейла же, переночевав у знакомой женщины, решила прийти на встречу пораньше, за полчаса до 18.00, чтобы встретить любимого на подходе к дому. Сегодня она почему-то не хотела заходить в это здание. Что-то пугало девушку в этом доме. И именно сегодня. Раньше она приходила сюда, не чувствовав опасности. А вот сегодня, с утра, в ней неожиданно поселилась тревога и ожидание чего-то угрожающего. Она предчувствовала беду, но так же, как и ее возлюбленный, отнесла это чувство к результатам того психологического напряжения, в котором жила последние дни. Завтра все должно кончиться. Осталось пережить менее суток в этом кошмаре. Потом новая жизнь! Счастливая, и она в этом не сомневалась, ЖИЗНЬ!

В 12.30 Ваха, пройдя по окраине поселка, вошел в сад, где внимательно осмотрелся, оценивая обстановку, и вошел в дом. Внутри тот представлял собой подобие склепа без мебели, кроме круглого стола и двух полуразвалившихся стульев, с разбитыми стеклами окон, ободранными старыми обоями и листами газет под ними, еще советских времен.

Он обошел все три комнаты, на чердак подниматься не рискнул. При его весе в сто тридцать килограммов ветхая лестница вполне могла рухнуть. Он вызвал на связь Маркова:

– Вальтер! Я, Ваха!

– Говори, Ваха!

– Я в доме!

– Когда шел к объекту, «хвоста» не заметил?

– Нет!

– Хорошо! Жди Али, он скоро подойдет, проследи, не будут ли его пасти!

– Понял, Вальтер!

– Конец связи!

Али появился минут через тридцать, через дверь со стороны двора.

– Ну что тут? – спросил он у Вахи.

– Пока все тихо! Доложись Вальтеру.

Али связался с Марковым, доложил, что прибыл на объект.

– Понял тебя, Али! Теперь вместе с Вахой следите за подходами к дому, себя не обнаруживая.

– Выполняем, Вальтер! – ответил Али.

Он взглянул на часы. 13.20. Предложил сообщнику:

– Раскумаримся, Ваха?

– Ты охренел? Запах от плана весь сад накроет!

– Эх, не подумал об этом!

Бандиты заняли позиции у противоположных окон центральной комнаты, имея в обзоре главные подходы к дому и часть сада.

Буланов в 15.50 позвонил в парк части:

– Мою машину к штабу!

Затем соединился с командиром второй роты капитаном Антоновым.

– Командир роты слушает!

– Подполковник Буланов на связи.

– Слушаю вас, товарищ подполковник!

– Антон! Доставь-ка мне к штабу автомат с полным магазином. Скрытно! Чтобы никто ничего не заметил и ничего не узнал.

– Понял, но…