Неистовым побуждением Дженнсен было повернуться и бежать в слепой панике, но она понимала, что такое бегство будет ошибкой. Бегущий человек пробуждает инстинкт преследования. Однажды запущенный, этот инстинкт подчиняет себе все, и люди, такие как те, что сейчас перед ней, не остановятся, пока не догонят и не убьют ее.

Сейчас оба человека ожидали, что она побежит в направлении, которое, похоже, оставалось открытым – то есть слева от нее. Вместо этого она стрелой бросилась в их сторону, намереваясь проскользнуть прямо между ними и выскочить из западни, прежде чем они успеют захлопнуть ее. Ближайший к ней человек, тот, который, как теперь она знала, носил кольчугу, держал топор наготове. Прежде чем он успел поднять его для удара, она располосовала незащищенную внутреннюю сторону его руки.

Ее бритвенно острый клинок вспорол ткань нижней части его предплечья, как раз выше запястья. Она даже могла слышать мягкий щелчок напрягшихся сухожилий, разделившихся на части после того, как были разрезаны.

Человек закричал. Не в состоянии держать топор, выронил его на землю. Дженнсен подхватила его, уклоняясь от второго человека, прыгнувшего, чтобы поймать ее, после чего развернулась и всадила топор в его спину, пока он проносился мимо.

Дженнсен, тяжело дыша, двинулась прочь, пока один из них сжимал свою беспомощную правую руку, а второй, пошатываясь, пытался ее преследовать, с рукояткой топора, торчащей под углом из его спины. Он, спотыкаясь, пробежал еще несколько шагов, все еще стремясь догнать ее, и лишь затем упал на колени, с трудом ловя воздух. По булькающим звукам его дыхания она поняла, что по меньшей мере пробила ему легкие. Было ясно, что он не в состоянии сражаться, так что она переключила внимание на другое.

Если она собирается бежать – это ее шанс. И она без колебаний воспользовалась им.

И почти сразу же впереди нее проступила стена людей. Дженнсен замедлила ход. Они выросли со всех сторон, окружая ее. Угловым зрением она заметила мелькание теней, перекрывающих лучи света, по мере того как люди, находившиеся внутри гробницы, выскакивали на поверхность.

– Постарайся понять, – хриплым голосом сказал человек прямо перед ней, – что мы будем просто счастливы изрубить тебя на куски. Если не хочешь этого – просто отдай мне нож.

Дженнсен стояла неподвижно, будто заледеневшая, обдумывая возможный выбор. Ее разум, казалось, отказывался воспринимать происходящее.

Сбоку она уже могла различать фигуры, вырисовывающиеся на фоне света и спешившие от гробницы в ее сторону.

Человек протянул руку.

– Нож, – сказал он с явной угрозой.

Дженнсен, описав запястьем дугу, проткнула ножом его ладонь. Как только этот человек, вздрогнув, отклонился назад, Дженнсен потянула лезвие на себя, разделяя его ладонь на две части, как раз между двумя средним пальцами. Ночной воздух огласился яростным сквернословием. Дженнсен воспользовалась шансом, чтобы через образовавшуюся в стене людей брешь стрелой метнуться в царящую за их спинами темноту.

Но прежде чем она смогла отбежать на три шага, чья-то рука обхватила ее вокруг пояса. Человек дернул ее назад с такой силой, что дыхание вырвалось из нее со свистом. Солдат прижал ее спину к своим кожаным доспехам. Дженнсен ощутила, что задыхается.

Но прежде чем он сумел ухватить ее остававшиеся свободными руки, она всадила нож ему в бедро. Кончик лезвия уткнулся в кость и застрял в ней. Изрыгая проклятья, человек наконец-то сумел обхватить ее руки и прижать их к ее бокам.

Слезы ужаса и безнадежности обжигали ее глаза. Теперь ей придется умереть здесь, среди кладбища, так и не увидев очередной раз Тома. В эту минуту он казался ей всем, что существует важного в этом мире, всем, к чему она стремилась. Он никогда не узнает, что случилось с ней. А ей не удастся сказать в последний раз, как она любит его.

Солдат выдернул нож из ноги. Она глотала свои рыдания, печалясь обо всем, потерянном для нее, обо всем, потерянном для живущих здесь людей.

Прежде чем эти люди разорвали ее на части, чего она и ожидала, приблизился кто-то с фонарем в руках. Это оказалась женщина. В той же руке, что и фонарь, она держала что-то еще. Она остановилась перед Дженнсен и нахмурилась, беря в руки контроль над ситуацией.

– Замолчи, – сказала женщина человеку, зажимающему свою кровоточащую руку и все еще продолжающему сыпать ругательства.

– Эта сука порезала мою руку!

– И мою ногу! – добавил второй, державший Дженнсен, мужчина.

Женщина бросила взгляд на лежавшие поблизости тела.

– Судя по тому, что я здесь вижу, ты легко отделался.

– Надеюсь, – наконец-то проворчал державший он, чувствуя себя явно неловко под ее безжалостным испытующим взглядом, и протянул женщине принадлежавший Дженнсен нож.

– Она раскроила мою руку надвое! – вмешался другой, все еще не готовый смириться с равнодушием этой женщины к их боли. – Ее следует заставить расплатиться за это!

Женщина обратила к нему свой испепеляющий взгляд.

– Твой единственный долг – служить целям Ордена. Какая, по-твоему, будет польза от этой службы, если ты калека? А теперь закрой свой рот, иначе я и не подумаю лечить тебя.

Когда он склонил голову в молчаливом согласии, женщина наконец-то отвела свой взгляд и переключила внимание на Дженнсен. Держа фонарь как можно выше, она наклонилась, чтобы лучше рассмотреть ее лицо. Дженнсен разглядела, что в руке, вместе с фонарем, эта женщина держит книгу. Скорее всего, она выкрала ее из подземного тайника.

– Удивительно, – сказала она, будто разговаривая сама с собой, пока изучала глаза Дженнсен. – Ты стоишь вот здесь, прямо перед мной, и все же мой дар подсказывает мне, что тебя не существует.

Дженнсен предположила, что, должно быть, эта женщина – колдунья, скорее всего одна из сестер Тьмы, служащих Джеганю. Дженнсен не могла напрямую пострадать от могущества подобной женщины или кого-либо еще, обладающего магией, но при данных обстоятельствах это вовсе не означало, что она не представляет угрозы. Не требовалось никакой магии, чтобы отдать приказ солдатам расправиться ней.

Сейчас женщина держала в вытянутой руке нож, вглядываясь в то, что было на его рукоятке. Лицо ее вытянулось, как только она осознала всю значимость витиеватой буквы «Р», символа Дома Рала, выгравированного на серебряной ручке ножа.

Ее взгляд вновь обратился к Дженнсен, на этот раз наполненный разновидностью мрачного узнавания. Она вдруг выронила нож. Он воткнулся в землю у ее ног, в то время как она прижала пальцы руки ко лбу, содрогаясь, будто от боли. Молчавшие солдаты обменялись тревожными взглядами.

Когда Дженнсен подняла глаза, лицо женщины выглядело опустошенным.

– Так, так, так. Неужели это Дженнсен Рал предо мной? – Голос звучал теперь иначе. Он был глубже и содержал угрожающие, волевые интонации.

Пришел черед нахмуриться Дженнсен.