В Париже у нее появляется возможность обрести то, чего ей очень не хватало в захолустном Эн-Наджафе: она может потешить свой вкус и завоевать репутацию элегантной и изысканной женщины. «Она и в самом деле понимала толк в элегантности»[184], – вспоминает Фируза Банисадр, дочь будущего президента Ирана. «Это была весьма далекая от политических реалий и очень поверхностная женщина», – высказывается в адрес Хадижи Огра Банисадр, мать Фирузы. Она вспоминает о том, как как-то раз ходила вместе с Хадижой по парижским магазинам. «Она пришла ко мне и предложила пойти прогуляться. Она хотела пройтись по магазинам, чтобы купить какую-то обувь. Шофер отвез нас в квартал Алезия, и мы прошлись пешком до площади Данфер-Рошро. Поскольку она останавливалась у очень многих витрин, мужчина, который нас сопровождал, потерял терпение и, бросив нас, ушел. Он сказал, что будет нас ждать в 18 часов в кафе, чтобы отвезти домой. Но в оговоренное время его там не оказалось. Она очень разозлилась. Я предложила ей присесть в теплом уголке и чего-нибудь поесть или выпить, но она тут же отказалась, заявляя, что пить что-то в иностранном кафе – это значит запятнать себя грязью. Однако я слышала еще раньше от другой своей подруги, что она, Хадижа, как-то раз согласилась поесть пирожных в “Галери Лафайет”»[185].

Рухолла же по-прежнему не хочет и смотреть на окружающие его предметы, являющиеся, по его мнению, символами развращенности и легкомысленной жизни. Он, в частности, категорически отказывается приближаться к современной «Вавилонской башне», построенной Гюставом Эйфелем. «Как-то раз, когда ему пришлось согласиться на операцию, он попросил, чтобы автомобиль, на котором его везли домой, сделал большой крюк, потому что он опасался, что его могут сфотографировать где-нибудь неподалеку от Эйфелевой башни»[186], – вспоминает один иранский интеллектуал. «Это полностью испортило бы мой имидж», – сказал Хомейни своему шоферу.

Этот свой имидж ему удается мало-помалу улучшать вопреки подозрениям, что именно по его указанию был устроен поджог кинотеатра «Рекс», в результате которого погибло много людей. Президенты Джимми Картер и Валери Жискар д’Эстен постепенно начинают с ним считаться, полагая, что только он может навести порядок в Иране, но требуют от него кое-каких гарантий: американцы – в том, что обеспечит политические свободы; французы – в том, что он не станет притеснять религиозные меньшинства. Франсуа Шерон – один из трех адвокатов, на которых возложена задача позаботиться о законности всех действий, совершаемых во Франции приверженцами Хомейни, – слышит от личного переводчика аятоллы неожиданное признание[187]. После встречи на высоком уровне в городке Нофль-ле-Шато он сообщает ему, что должен поехать в Париж и купить там кое-что для аятоллы, причем это «кое-что» не что иное, как одеколон.

– Ему нравится одеколон «О соваж» компании «Кристиан Диор», – добавляет переводчик.

Адвокат от изумления начинает громко смеяться.

– Хомейни? «Кристиан Диор»? – переспрашивает он, не в силах скрыть удивление.

– Ну конечно, а почему бы и нет? Нет такого закона, который запрещал бы хорошо пахнуть. Вы знакомы с супругой Хомейни? Бóльшую часть времени она проводит в Париже, причем покупает одежду в магазинах компании «Кристиан Диор», – отвечает, оправдывая своего шефа, преданный переводчик.

– Я не знал, что в ее бюджете предусмотрена такая статья расходов. Она, наверное, под своей длинной черной чадрой выглядит очень элегантно, – ухмыляется Шерон.

– Именно так, – с самым серьезным видом кивает переводчик[188].

Шестнадцатого января 1979 года, после того как Рухолла закончил свою утреннюю молитву, один из его боевиков сообщает ему новость, которую он ждал в течение всех своих пятнадцати лет пребывания в изгнании: «Наши братья говорят, что шах покинул страну, и об этом сообщило тегеранское радио». Хомейни, сидя со скрещенными ногами с невозмутимым видом, несколько секунд молчит, а затем спрашивает: «Какие еще новости?» Поскольку его взволнованному собеседнику добавить нечего, разговор закончен. Обитатели особнячка в городке Нофль-ле-Шато в скором времени смогут вернуться в Иран.

Первое февраля 1979 года, Тегеран.

Сторонники Хомейни заполонили столичный аэропорт. Все население готовится к возвращению в Иран святого человека. Налево и направо раздаются кассеты с ранее запрещенной песней «Хомейни эй Имам» (что означает «Хомейни – наш имам»), которую теперь слушают в иранских домах с утра до вечера. Женщины, видящие в нем защитника их чести и впервые в жизни собирающиеся толпами на улицах, с нетерпением ждут возвращения супруги Хомейни, надеясь, что она их примет и выслушает.

Рухолла прибывает в Иран на борту самолета авиакомпании «Эр Франс», в котором вместе с ним прилетает и добрая сотня журналистов – ну… чтобы этот самолет не вздумали сбить последние верные шаху воинские подразделения. Рухолла в очередной раз требует от Хадижи, чтобы она не возвращалась в Иран ни с ним, ни сразу же вслед за ним: он не хочет подвергать ее какой-либо опасности. Поэтому иранкам приходится ждать еще несколько дней, прежде чем появляется возможность воочию увидеть лицо новой героини.

Прибыв в Иран, Хадижа чувствует, что ее жизненная ситуация кардинально изменилась. Задача ее мужа и ее самой уже не в том, чтобы руководить мятежами издалека, а в том, чтобы создать в Иране первую в мире исламскую республику. Вместо ничем не примечательного и надежно охраняемого пригородного особнячка чете Хомейни теперь – по их собственному выбору – предстоит жить в весьма странном «дворце», из которого они и будут осуществлять революцию, отбрасывающую иранское общество в его историческом развитии назад. «Дворец» этот – школа для девочек, расположенная в южной части Тегерана, в нескольких сотнях метров от парламента (меджлиса). Способное вместить в себя три сотни учащихся вместе с их преподавателями, это здание дает Хомейни возможность разместить в нем, кроме своей семьи, весьма многочисленных соратников и – пребывающие пока еще в зачаточном состоянии – органы «идеальной республики», которую он собирается создать.

К супруге нового руководителя страны через несколько часов после ее приезда приставляют более восьми сотен боевиков «Хезболлы» – так называемой партии Аллаха, созданной в Ливане и ставшей милицией радикальных мусульманских священнослужителей. Весь квартал вокруг дворца оцеплен и тщательно охраняется. Хомейни настоял на том, чтобы все его ближайшие родственники жили либо вместе с ним во дворце, либо хотя бы на той же улице, и поэтому дети и четырнадцать внуков Рухоллы и Хадижи обосновываются рядышком со своей любящей матерью и бабушкой. «Она предпочла бы поселиться в доме поизысканнее, к которому привыкла. Однако она примирилась с тем, что ей придется жить в грубоватом жилище, поскольку этого от нее требовала сложившаяся ситуация», – вспоминает одна из близких знакомых четы Хомейни[189].