Оказывается, всё это время Рон тащил меня на конюшни. Это был длинный ряд приземистых строений, расположенных полукругом вокруг широкой, посыпанной песком и огороженной низким заборчиком площадки.

Когда я поняла, зачем, сердце у меня ёкнуло в предвкушении.

- Так, Рин – ты на всякий случай постой пока здесь! – Рон оставил меня у входа на площадку, за калиткой. – Всё-таки, они тебя давно не видели. Вдруг сметут на радостях. Временами у них совершенно собачьи повадки.

Потом он скрылся в глубине самого просторного и добротного из строений, а я осталась у калитки, кусая губы от нетерпения.

- Смотрите-ка, кто у нас здесь! Малышка Кэт! И сразу рванула сюда – даже не зашла поздороваться со старым другом, как не стыдно!

Я обернулась.

Раздвигая кусты и помогая своей матери пройти по узкой заросшей тропинке, ко мне приближался Эд. Графиня, завидев меня, скривилась так, будто съела лимон. Она была в белом платье, обильно украшенном бантами и атласными лентами, в кои-то веки без собачки, зато с кружевным зонтиком от солнца, который то и дело цеплялся за всё подряд. Светлые локоны, тут и там выбеленные уже сединой, подняты в высокую причёску – как по мне, слишком нарочито-замысловатую для такого умиротворённого дня.

- Миледи графиня, Эдвард… спасибо вам большое за оказанную мне честь и гостеприимство! – спохватилась я и присела в вежливом книксене. На мне было очень скромное коричневое дорожное платье и на фоне разряженной графини и её сына в красивом голубом камзоле с золотым шитьём я смотрелась и впрямь бедной родственницей. Хорошо, хоть Рон меня в этом плане никогда не смущал – ему тоже было плевать на условности. Чёрное и белое в любое время суток и при любых обстоятельствах – хоть на балу, хоть на конюшне. Я бросила тоскливый взгляд в сторону – ну долго он там ещё?..

…Дверь конюшни распахнулась, и я совершенно забыла и о графине, и об Эде, и вообще обо всём на свете – потому что ко мне приближалась ожившая мечта.

Я не могла поверить глазам, что оленёнок мог так вырасти всего за год. Превратиться в статного могучего оленя с огромными ветвистыми рогами и густой гривой на шее. Он светился не только оттого, что серебристая шерсть была напоена магией – благородство и чувство собственного достоинства сверкали во взоре сапфировых глаз, сквозили в том, как гордо он нес свою голову, как медленно и грациозно переставлял ноги с острыми копытами, что глубоко врезались в мягкий песок. Видимо, и правда питание «ледяными розами Винтерстоунов» оказывает потрясающий эффект.

Рон шёл рядом, положа руку ему на спину, и не скрывал гордости.

Я захлопала в ладоши от восторга.

- Погоди, ты ещё не всё видела! – крикнул он мне через всю площадку.

И одним неуловимым движением вскочил оленю на спину. Безо всякого седла и уздечки, держась лишь за нижние отростки могучих оленьих рогов.

Олень всхрапнул и встал на задние ноги, забил в воздухе передними копытами. А потом понёсся вскачь, закладывая широкий круг по площадке, оставляя за собой рыхлый след на песке и смазанные сполохи в воздухе.

Чёрное и серебристое. Это было слишком красиво. Я залюбовалась.

И совсем не обратила внимания, как графиня и Эд миновали меня, распахнули калитку и тоже вышли на площадку.

- Как удачно, что мой старший сын нашёл этих уникальных созданий! Такая находка очень упрочит положение нашей семьи в Королевстве как последних хранителей древней магии, - изрекла графиня, непонятно к кому обращаясь. – Особенно символично, что их два экземпляра. Как раз по числу наследников Замка ледяной розы. Эдвард - я думаю, сегодня тебе, наконец, тоже пора это сделать!

И тут я увидела, что Эд берёт в руки уздечку, висящую на заборе. И седло. С притороченными к нему острыми шпорами.Кажется, в этот момент вся кровь у меня в сердце похолодела и отхлынула куда-то далеко.

А дверь в конюшню, меж тем, оставалась распахнутой.

Из темноты на свет медленно выходила олениха. Она была не такой высокой, как её друг, но всё же сильной, грациозной и невыносимо прекрасной. Её длинные рога не ветвились, а вились плавными дугами. А ещё она казалась очень робкой, нежной и совсем беззащитной.

Я прижала ладони к губам. Стало очень страшно и захотелось кинуться вперёд и заслонить олениху. Вот только, когда я бросила отчаянный взгляд на Рона… то увидела, что он абсолютно, подозрительно спокоен.

Пока Эд осторожно, на полусогнутых приближался к застывшей на пороге конюшни оленихе, Рон невозмутимо спрыгнул со спины своего оленя и сделал шаг в сторону.

- Зря ты это, Эдди! Я тебя вообще-то предупреждал.

Потом Рон просто-напросто отвернулся и пошёл ко мне. Стал рядом, хоть и не покидая площадки, облокотился спиной на забор и подмигнул.

- Черепашка, хватит нервничать! Успокойся и смотри. Только лучше издали.

В то время, как олениха удивлённо глядела на приближающегося к ней человека, нервно поводя ушами, - олень тряхнул головой, и густая грива на его шее заколыхалась. Потом громко фыркнул, раздувая ноздри, и ударил копытом в песок. Раз, другой и третий.

Резко замер свежий ветерок, воздух сгустился и стал горячим. По песку прошла дрожь. Ногами я ощущала гудение почвы. Мелкие камушки с тропинки взмыли ввысь и застыли, паря.

Графиня, стоявшая на правом краю площадки у самого забора, кажется, занервничала. Она протянула руку и стянула с гвоздя, вбитого в перекладину, свёрнутый кольцами кнут. Сунула в руки Эду.

- Рон… Рон, откуда здесь эта штука?.. – прошептала я немеющими губами и вцепилась ему в плечо, вставая на цыпочки.

- Не я принёс, уж точно, - ответил он, посмеиваясь. – Да ты не переживай, ему не пригодится!

Завидев кнут, олень наклонил голову, угрожающе выставил рога и медленно, но упрямо как таран пошёл вперёд. Эд замер и держал перед собой кнут, как щит.

- Да, кстати – нашего мальчика я назвал Снежный. Олениха пока безымянная. Я оставил, чтобы ты сама придумала ей имя.

А я почти не понимала, что он там говорит у меня над ухом. Во все глаза смотрела на разворачивающееся передо мной действо.

- Рональд, убери негодное животное! Немедленно! – нервно вскричала графиня.

- Простите, матушка! Этот «экземпляр», как вы изволили выразиться, совершенно никого не слушает, если дело касается чести его дамы. И кстати, Снежный терпеть не может, когда его называют «животным».

Глаза Снежного полыхнули ярко-синим пламенем, и он ринулся вперёд как серебристая молния. Остановился за какое-то мгновение до того, как острия его угрожающе выставленных рогов коснулись горла Эда. Тот даже не успел взмахнуть кнутом. Только подался медленно назад, смертельно побелев. Графиня вскрикнула и прижала руки к сердцу. Её кружевной зонтик упал в пыль.

- Эй, дружище, довольно! – бросил Рон оленю. – Мой братишка усвоил урок. Правда же, Эдди?