Учащаяся молодежь была завсегдатаем театра, где игрались трагедии Озерова «Дмитрий Донской», «Эдип в Афинах», «Фингал», которые ученики знали лучше актеров. В университете студенты разыгрывали пьесы под руководством двух братьев Сандуновых, актера и профессора, судьями были профессора Мерзляков и Каченовский. Здесь ставились «Недоросль», «Бригадир», «Хвастун», «Ябеда», «Мельник», а из небольших пьес «Семейство Старичковых», «Ссора, или Два соседа». В подражание студентам затеяли театр и гимназисты. Ставили пьесы Ильина и Иванова «Рекрутский набор», «Добрый солдат», «Лиза, или Торжество благодарности» и некоторые комедии Коцебу.

В университете помимо лекций большое значение для Погодина имело общение со студентами. Один из его товарищей указал ему на комментарий Шлёцера к летописи Нестора, который во многом определил дальнейшую научную деятельность Погодина. Сочинения Руссо пробудили в нем интерес и участие к человеческой судьбе, открыли глаза на злоупотребления общества. В студенческие годы Погодин не только прочитал, но и перевел сочинение Шатобриана «Гений христианства». Беседы с Тютчевым, рассуждавшим о Виланде, Шиллере, Гердере, Гете, возбудили желание сравниться с ним в начитанности{406}.

Студентов интересовала самая разнообразная литература. Любимыми писателями С. М. Семенова, будущего декабриста, были Спиноза, Гобс, Плутарх, Тит Ливий, Цицерон, Тацит. Студенты зачитывались Вольтером и Руссо. Декабрист М. А. Фонвизин писал, что он свободный образ мыслей получил «из прилежного чтения Монтескьё, Рейналя и Руссо, также древней и новейшей истории, изучением которой занимался с. особенной охотою»{407}. В библиотеке Муравьевых была брошюра Б. Констана «О сущности захвата и узурпации власти». Наиболее популярны у молодежи были Гете, Шиллер, Шекспир, Вольтер, Руссо, Мабли, Монтескьё, английские и немецкие просветители, Радищев, его «Путешествие…», Плутарх, Новиков, Карамзин, И. П. Пнин. Для Веневитинова было одним из любимых занятий чтение критических книг.

В отделе редких книг и рукописей Научной библиотеки им. А. М. Горького МГУ хранится альбом, куда пансионер Дмитрий Зыбин в период учебы в Университетском благородном пансионе в 1816 и 1817 гг. выписывал понравившиеся ему стихи. Здесь сочинения Жуковского «Людмила», «Двенадцать спящих дев», Грамматика «Услад и Всемила», много сочинений I’. Р. Державина, И. А. Крылова, И. И. Дмитриева, М. В. Ломоносова, Е. И. Кострова, Д. И. Фонвизина, В. В. Капниста, И. И. Хемницера, И. М. Долгорукого, А. Е. Измайлова. Вся эта литература, нравившаяся молодому человеку, учила нравственным основам, любви к родине. Он не делал различия между классическими и сентиментальными сочинениями. Ему нравились те и другие.

П. Вистенгоф в «Очерках московской жизни» (1842) дал с некоторой долей иронии зарисовку московского общества, в котором любовь к просвещению, книге, театру, искусству была не на последнем месте. Особое внимание Вистенгоф уделил женщинам. «Женщины высшего общества отлично образованны, увлекательны своею любезностью и тонким познанием светской жизни, многие из них дипломатки, с особенным удовольствием читают о парламентских прениях в Лондоне и речи французских перов и министров; получают множество иностранных газет, журналов, а преимущественно любят французскую литературу; пожилые и немного поотсталые предпочитают легкое русское чтение и преферансы. Девицы получают блестящее воспитание и служат украшением московских обществ. Они — также читают лучшие произведения русских и иностранных писателей и следят современное просвещение как в России, так и в других государствах. В своем семейном кругу они занимаются рисованием, музыкою и пением…» Московский вельможа из любви к просвещению «делает чертоги свои доступными для образованных литераторов и известнейших артистов».

В среднем сословии в каждой гостиной «рояль или фортепиано, разное женское рукоделие и книги. Девушки играют и поют… В одной разыгрывают вариации Моцарта и Россини, в другой повторяют мотивы из опер: Роберта, Цампы, Фенеллы, Капулетти и Монтеки и т. д., в иных гостиных музыка ограничивается наигрыванием разного рода вальсов и качучи или весьма невинно поется: ах, подруженьки, как грустно целый век жить взаперти, кончаемое обыкновенно: уж как веет ветерок; а в иных дошли еще только до романсов: талисмана, голосистого соловья и удалой тройки. Дамы и девушки среднего общества также занимаются чтением французских романов, но они предпочитают русские книги. Они очень любят повести, печатаемые в Библиотеке для чтения, стихи Пушкина, сочинения Марлинского и Лермонтова, некоторые московские романы: Ледяной дом, Последний Новик, Клятва при гробе, Юрий Милославский, Никлас Медвежья лапа и другие».

Московское купечество «еще остается совершенно «неподвижным между раскольниками, которых в Москве, со включением мещан, считается около 12 000 человек». Купцы «дочек учат русской грамоте, иных даже французскому наречию и приседать — что значит — танцованию… во многих семействах французский язык и танцы уже сделались необходимостью». Не обходили купцы и театр. «При выборе пьес он заботится, чтоб это была какая-нибудь ужасная, пользительная трагедия или другая какая-нибудь штука, только понятливая и разговорная, в коей бы можно было видеть руководство к различным курьезным чувствиям. Он не любит опер, потому что за музыкою не разбирает слов арий… Он также не любит балетов… Есть немного опер и балетов, посещаемых купцами охотно по их великолепной обстановке… На балах музыка обыкновенно бывает с литаврами; за ужином играют русские песни…»

Приказные большей частью читали в кофейнях журналы, а если женаты, то, находясь большею частью дома, читали «всякого рода книги, даже оперы и программы балетов»{408}.

В этих зарисовках чувствуется ирония, но и они дают представление о читающей и развлекающейся Москве.

Основная масса читателей — это ученики, в роли которых могли выступать и дети, и молодежь, и взрослые. Для них предназначалась учебная, общеобразовательная, научная литература. Другая категория читателей — деловые люди: помещики, занимавшиеся сельским хозяйством, промышленники, чиновники, военные, архитекторы, врачи, для которых требовались специальные издания. К третьей категории читателей могли относиться и первые две — это те, кто искал в чтении ответа на нравственные, философские, общественные, религиозные вопросы или искал развлечений, пытаясь отвлечься от повседневности. Здесь требования читателей могли быть и самыми примитивными и самыми изысканными. Именно литературу для таких читателей Н. А. Полевой назвал «игрушкой».

Н. А. Полевой, задавшись вопросами, чем же является для читателя книга и почему он ее покупает, сам же на них ответил. Есть учебная книга, по которой можно учиться, читая. Эти книги Полевой в расчет не берет. Но все остальное — творения философов, Аристов, историков, экономические книги, поэмы, стихи, романы, журналы, газеты, весь этот книжный товар — «игрушки, которыми тешатся взрослые люди, читатели, утешается авторское самолюбие литераторов». Причем эти игрушки бывают и умные и дорогие. Иной на них «проживает и жизнь, и деньги, и ум»{409}. Для помещичьего дома такой игрушкой был толстый журнал, в котором «легким фельетонным слогом» изложены все «искусства и науки»; для хозяйки дома— моды и романы, для барышень — стихи, для хозяина дома — статьи о сельском хозяйстве, для молодых помещиков