— Это же очень плохая примета! — заметила мама (подобные халаты очень плохо раскупаются туристами, так как считается, что изображение царицы Нефертити на одежде способно привлечь к женщине несчастливую судьбу).

— А мне она нравится! — огрызнулась я. — Посмотри, какая красотка! — И я, напялив халат, повернулась к маме задом, оставив ее лицом к лицу с царицей, изображенной на моей спине. — А вы, как попой ни крутите, вы все равно не Нефертити!

После этого мама купила очень изящной работы серебряный браслет, отделанный кораллами. А я приобрела длинные вырвиглазные серьги «из ничего» с поддельной бирюзой.

— Безвкусица! — сказала мама.

— Много ты понимаешь! Это стиль «этнический шик»! — защитилась я.

Мама купила интересную металлическую тарелку с изображениями по мотивам древности. Я из вредности — такую же, но керамическую. И нечаянно разбила ее вдребезги, едва дойдя до соседней лавки. Мама многозначительно промолчала. И приобрела красивую переливающуюся стеклянную пирамидку с золотым сфинксом внутри, чтобы подарить ее папе. А я — пачкающуюся порошковую сурьму для глаз, чтобы никогда ею не воспользоваться. Она — хну, чтобы красить волосы. Я — ароматическое масло, чтобы лично убедиться, что оно «фуфельное». В общем, не поссорились мы чудом. Зато на обратном пути мы занимали в автобусе уже целых три места. На третьем сиденье ехали наши покупки.

Ночь пятая

Я возлежу на палубе белоснежной яхты. Яхта стоит на якоре в Красном море недалеко от берегов Судана. Сзади у меня Египет, слева Саудовская Аравия, впереди — открытое море. Я таращусь в бездонное небо. В лицо мне дышит ласковая южная ночь, вытканная мириадами ярчайших звезд. И я совершенно беспредельно и немотивированно счастлива! Сегодня утром я сбежала от мамы.

Произошло это так. Я отлучилась с пляжа, где мы с мамой «дозированно принимали ультрафиолет», чтобы, под чашечку кофе по-арабски спокойно выкурить свою первую утреннюю сигарету. И в баре познакомилась с группой веселых русских парней и девчонок, они оказались технодайверами — то есть профессиональными аквалангистами. А до кучи такими симпатичными людьми и интересными собеседниками, что через 20 минут оживленного общения я… села с ними в арендованную машину и рванула в Дахаб!

Дахаб — это главная Мекка ныряльщиков. В порту Дахаба пришвартовано множество яхт, развозящих группы дайверов к местам погружений. Фанаты подводного плавания чаще всего и живут на корабле. Реже судно возвращается в дахабскую гавань каждый вечер, чтобы оставить своих пассажиров на ночлег в отеле. У группы, к которой прибилась я, на сегодня был запланирован суточный выход в море: три дневных и два ночных погружения.

Белоснежная красавица-яхта уже ждала нас в порту. Взойдя на ее борт, я позвонила маме на мобильник и, прямо как в далекой разухабистой юности, скороговоркой выпалила в трубку «Приду утром!», стараясь не слушать шквал родительского возмущения.

Наша яхта взяла курс на юг, к суданской границе. Периодически мы бросали якорь в разных местах в открытом море: мои технодайверы ходили на rack — исследовали обломки затонувших кораблей.

Я тоже один раз погрузилась — правда, не очень глубоко, зато по всем правилам: с предварительным инструктажем и навьюченным на меня тяжеленным оборудованием. И поняла, отчего дайверы не могут жить без глубины и даже иногда забывают всплыть, растворившись в видениях подводного царства. Под водой абсолютно изменяется самовосприятие: теряется чувство времени, уходит обычный его ритм — и наступает совершенно иная реальность, другое измерение. Накрывает чувство легкого опьянения: говорят, оно происходит от азота, которым ныряльщик дышит из баллона. Так или нет, но посещение морского дна вызывает ни с чем не сравнимую эйфорию: чувствуешь себя не человеком, не рыбой, а гордым ихтиандром, бороздящим подводные дали. Мне понравилось, хотя все-таки это не мой кайф: меня раздражает, когда на тело навешивают столько всяких тяжелых посторонних предметов, а близость разнообразных подводных жителей меня пугает. Меня все время преследует ощущение, что я без спросу вломилась к ним в гости. Хотя в каком-то смысле именно это я и сделала.

Поэтому я ограничилась одним погружением и больше на глубину не ходила. Особо не напрягаясь, занималась снорклингом — плавала вокруг нашего корабля с маской и трубкой. И, несмотря на то что аквалангист из меня никакой, сама атмосфера в дайверском коллективе, их субкультура меня очень забавляли. Каждый раз, поднявшись с глубины, ребята увлеченно обсуждали, кто на сколько метров сходил, кого отнесло течением, кто был в опасной близости от подводного рифа и т. д. Было ощущение, что эти люди живут только во имя и ради своих свиданий с пучиной. А все остальное — еда, сон, вечерняя партия в преферанс — нужно только для того, чтобы восстановиться и набраться сил для новых погружений. И я по-хорошему позавидовала этим смелым парням и девчонкам, что у них в жизни есть Увлечение. Именно так, с большой буквы.

Ночь шестая

Сейчас до меня из темноты за окном доносится диалог по-русски. Возмущенный мужской голос причитает, красноречиво при этом кряхтя:

— Достал меня этот ЕБипет! Все тело сгорело, пиво — говно, вискарь — отрава, а теперь еще и это… На фиг я бабу послушался, приперся сюда! Поехал бы себе спокойно с мужиками на рыбалку на Ахтубу!

— Ну не волнуйся ты так, дорогой, — отвечает женский голос примирительно. — Это же не дизентерия какая-нибудь, а обыкновенный понос. Я тебе таблеточку дам. Денек не покушаешь — и все пройдет!

— Ага, не покушаешь! Сама вот не пожри целый день, я на тебя посмотрю! Здесь и так делать нечерта, а теперь еще и голодом заморят…

Понятно, значит, Египет некоторых курортников уже достал так, что стал Ебиптом! А мужик-то сам виноват: небось фрукты не обдавал кипяточком, как моя мама, и зубы чистил водой из-под крана, когда надо покупать бутилированную минералку! Вот моя мама все соблюдает — и никакого поноса у нас с ней нет! Кстати, о маме.

Вернувшись в Хургаду сегодня днем, я всерьез опасалась, что мама обрушит на меня град упреков. Но ее вообще не было в отеле. На ресепшн мне сказали, что моя мама присоединилась к экскурсии, отправившейся далеко в глубь пустыни, в бедуинскую деревню.

Мама прибыла с экскурсии только к ужину. Она обзавелась несколькими подружками — видимо, из группы, с которой ездила в пески. Они так увлеченно обсуждали, как побывали в гостях у бедуинов, что мама едва меня заметила. Мне даже стало немного обидно.

За ужином мама пригласила своих новых подруг пересесть за наш стол и, к моей большой радости, наконец-то почтила своим вниманием красное вино из «все включено». Ее глаза загорелись, щеки запылали — и она стала похожа на молодую озорную девчонку.

— У тебя не мама, а настоящее чудо! — сказала мне одна из маминых новоприобретенных подруг. — Ты бы видела, как она навела порядок в семье бедуина!

Из их обмена впечатлениями я поняла, что мама отлично провела без меня день. По словам ее попутчиц, в большой семье бедуина, обитающей в убогой хижине посреди бескрайних песков, мою маму восприняли как доброго ангела, несущего свет и помощь. Посетовав на антисанитарию вокруг, мама презентовала кочующему семейству предусмотрительно захваченную с собой… свою любимую аптечку! И подробно объяснила через арабского гида, как, когда и чем пользоваться. Затем моя мама дала по паре дельных советов каждой из шести бедуиновых жен. И приласкала всех 23-х бедуиновых детей. А у старшей жены бедуина моя мама выведала рецепт коронного блюда кочевников — бараньего жаркого в котле — и тщательно переписала его в свой блокнотик.