волнует Вселенная, мне нет дела до симбиоза цивилизаций и всего остального, чем вы пытаетесь заморочить мне голову. Вы и доктор Волков, а прежде ваш брат, а до него, возможно, сам Соломон Туберт, если бы мне довелось с ним пообщаться.

— Никто вам не…

— Конечно! Но как только я начинаю подбираться достаточно близко к действительной причине обоих убийств и к тому, как это было сделано, вы ловко — то есть, это вам кажется, что ловко, а на самом деле просто глупо — пытаетесь свернуть меня с правильной дороги.

— Какую дорогу вы считаете правильной? — равнодушно спросила Элис.

— В клинике уже работают эксперты, — заявил Дайсон, не отвечая на вопрос. — У нас замечательные специалисты — несколько профессоров из разных университетов, их специально пригласили по моей просьбе… Полагаю, они разберутся. Но мне бы хотелось…

— Вам бы хотелось распутать все самому, — сказал, входя в гостиную, доктор Волков. В руках он держал поднос, на котором стояли три чашки и лежало большое блюдце с хрустящими крекерами. — Извините, я сделал всем цейлонский чай и печенье положил, больше ничего я в шкафчике не нашел… Элис, у тебя даже кофе нет!

— Не пью кофе, ты же знаешь, — дернула головой Элис. — От кофе у меня начинается мигрень.

— Разве я разрешил вам войти, доктор? — удивился Дайсон. — Подслушивать разговор вы могли бы и из кухни, мы еще не закончили.

— Закончили, — отрезал Волков. — Совершенно пустой разговор. Я бы сказал — тупой, но боюсь обидеть…

— Ничего, — усмехнулся Дайсон. — Меня трудно обидеть и еще труднее обвести вокруг пальца, как это вы пытаетесь сделать.

Волков поставил поднос на журнальный столик, опустился на диван рядом с Элис, взял одну из чашек и с демонстративным наслаждением отпил глоток.

— Прошлую ночь, — сказал он, — я не мог заснуть. Лежал и думал о Соле, о его судьбе, о том, как все это могло получиться.

— Послушайте…

— Нет, это вы послушайте! Вы не даете никому договорить до конца. У вас свои соображения, и вы хотите, чтобы мы их подтвердили, ничего больше вам не нужно. Дайте, наконец, сказать!

* * *

Они были в лаборатории Туберта, Сол ходил из угла в угол, а Алекс сидел на жестком белом табурете — он занял это место, чтобы не расслабляться и иметь возможность уйти, как только рассуждения коллеги покажутся выходящими за границы здравого смысла.

— Это приходит к нам в виде снов? — спросил Алекс.

— Какие сны, Господь с вами! — поднял руки Туберт. — Сны человек видит минут пять за всю ночь, вы это прекрасно знаете! Все наоборот: если вдруг контакт прерывается, помеха какая-то произошла, скажем, то подсознание наше выпадает из общей сети, и тогда мозг, чтобы заполнить паузу, пробует по аналогии продолжить разговор. Но теперь он говорит сам с собой, черпает информацию сам из себя, из собственных впечатлений. Эта игра и воспринимается как сновидение. А потом канал исправляется, помеха исчезает, вновь включается линия связи, сон гаснет. И мозг опять участвует в общем для всех разумных миров процессе.

— Вы хотите сказать, Сол, что так и происходит познание?

— Разве это не очевидно? Великие открытия делались во сне. Заметьте, не тогда, когда вы видите какой-то конкретный сон. Пресловутый Кекуле, чей сон вошел в учебники, видел обезьян, а проснувшись, понял, как записать формулу бензола. Это значит — перевернуть все с ног на голову. Кекуле, заснув, вышел в общее разумное поле, где и нашел (совместными усилиями) ответ. В клетках мозга этот ответ был записан. А потом — очередная помеха, и появился сон. Прямого отношения к проблеме бензольных колец сон не имел, конечно. Обезьяны. Могли присниться крабы на сковородке. Но знание о химической структуре бензола уже находилось в памяти ученого! Оно вполне могло прорваться и в сновидение. Так и получилось. Вы думаете, если бы ему не приснились обезьяны, Кекуле не изобрел бы своей формулы? Изобрел бы, потому что он ее уже знал. Она бы явилась ему через день-другой, и не во сне, а за рабочим столом.

— Очень интересно! — искренне сказал Волков, хотя и не был убежден окончательно. — Как я понял, вы утверждаете, что мозг, отключенный от сознания, является частью единого галактического разума? Потому-то и возникают гениальные прозрения, идеи… Так?

— Примерно так, хотя все, конечно, сложнее.

— А лошади? Коровы? Волки? Они ведь тоже спят, а медведи так и вообще — несколько месяцев кряду. Но разве животные разумны?

— Хороший вопрос. Вы не можете додуматься до ответа?

— Ну… Я хотел бы услышать ваше мнение.

— Попробуйте сначала сами. Мне нужно, чтобы вы это додумали, ведь мы должны работать вместе.

— Хорошо. Видимо, сон животных не столь глубок, они и во сне воспринимают окружающий мир. И значит, не в состоянии подключиться к общей системе. Так?

— Нет, не так. Вы считаете, что спящий человек начисто отключается от мира? Вы просыпаетесь от звонка будильника, значит, вы слышите. Вас может разбудить яркий свет, значит, ваши глаза принимают сигналы и во сне. Нет, все иначе. Просто то теплокровное существо, которое впоследствии стало человеком, было первым, начавшим спать. Право первой ночи, хе-хе… Кто это был? Еще задолго до обезьян. Тушканчик какой-нибудь? Так вот, он включился в сеть и застолбил канал. Прочие остались вне системы, могли пользоваться крохами, отрывками… Спи-не спи, но если линия занята, что ж поделаешь?

— Разве на каждой планете может быть только один разумный вид?

— Безусловно! Линия связи должна освободиться, и тогда подключается другой вид, способный хорошо спать. Он станет разумным в считанные годы. Или столетия. Во всяком случае, очень быстро. Как это произошло с человеком. Но мы не захотим освободить линию, верно? Да и не сможем — процесс подсознательный, никто ведь до сих пор не догадывался, как все происходит!

— Вот и об этом я хотел спросить, — Алекс немедленно уцепился за подсказку. — Никто не догадывался, а вдруг вы…

— А вдруг я! Дорогой мой, в любой системе связи когда-нибудь происходит сбой, утечка информации, называйте как хотите. У меня был летаргический сон, разум отключен напрочь. Никаких помех. Идеальный контакт. Наверно, влияние было очень прочным и сильным, и информация записалась в те клетки мозга, которые доступны мне и в бодрствующем состоянии. И потому, когда я проснулся… Я просто вспомнил. Мне казалось, что я всегда это четко знал, даже тени сомнений не было. Может, это все равно, что выиграть в лотерею миллион. Чистый случай. Если бы не синдром Альпера, меня наверняка заставили бы все забыть. Но я перестал спать — повезло мне, как вы считаете? А ему повезло? А нам — человечеству?

* * *

На проспекте Независимости Дайсон попал в