— А где еще она может быть?

— Ну, я не знаю… вернулась в Шотландию, например, — поддразнил Лайонел.

— Вот как раз в этом случае мой отец не смолчал бы. Письмо оказалось бы у меня на столе так быстро, словно его доставил сам Меркурий. Короче говоря, Лайонел, у меня до отъезда масса дел, к тому же собирается дождь.

— Дождь? А я и не заметил! — благодушно съехидничал тот. — Прощай, Хок… и не гони лошадей — разумеется, образно выражаясь.

Лайонел потряс Хоку руку, улыбнулся и направился по своим делам.

Не гони лошадей? Хок вдруг разозлился на приятеля. Неужели тот считает его способным повалить Фрэнсис под ближайший куст и изнасиловать ее?

Часом позже, наблюдая за Граньоном, укладывающим чемоданы, он поймал себя на том, что мысленно произносит странные, совершенно непривычные выражения, которые почему-то кажутся ему волнующими.

Соблазнить жену. Склонить жену к плотской близости.

И тому подобное.

И разразилась буря!

Мильтон

— Милорд, мы вас совсем не ждали! Как же так!..

— День добрый, Отис! Где моя жена?

Хок стоял в величественном вестибюле Десборо-Холла, нетерпеливо похлопывая перчатками о ладонь в ожидании ответа. Однако у дворецкого бегали глаза, что ранее было ему совершенно несвойственно.

— Э-э… милорд… — начал Отис и умолк, так и не решившись отереть внезапно вспотевший лоб.

— Ну же, Отис, в чем дело?

Интересно, подумал Хок. Отис потеющий? Это было выше его понимания.

— Насколько мне известно, милорд, — продолжал дворецкий, собирая остатки самообладания, — леди Фрэнсис сейчас в кабинете управляющего. Она…

— Где леди Фрэнсис? Мне послышалось: в кабинете управляющего. Как это странно… впрочем, не важно. Пусть кто-нибудь займется багажом.

Тем не менее загадочное поведение обитателей Десборо-Холла продолжало беспокоить Хока. Что могла делать его жена в кабинете управляющего? Прятаться от слуг? Не хватало еще, чтобы она избрала эту комнату в качестве своей норы! И Отис… он решительно вел себя странно.

Хок прошел через необъятный вестибюль в задние комнаты особняка, мельком отметив, как много ему попадается ваз, наполненных свежесрезанными цветами. В воздухе витал нежный, сладкий аромат. Весна была в самом разгаре. Впрочем, какое дело было ему до весны?

Дверь в кабинет управляющего была плотно прикрыта. Бедная дуреха, подумал Хок, невольно хмурясь, она готова отгородиться от всего света, заточить себя, замуровать, лишь бы спрятаться от жизни как можно дальше!

Он повернул ручку, ожидая найти дверь запертой. Однако она открылась легко и бесшумно. Хок вошел… и прирос к месту, как пресловутая жена Лота. Его челюсть непроизвольно отвисла (как, впрочем, уже случалось с другими в Десборо-Холле).

За столом сидела красивейшая из женщин — по крайней мере из тех, которых ему приходилось встречать. Рядом с ней стоял Маркус Карутерс и что-то негромко объяснял, время от времени тыча пальцем в разложенные на столе бумаги.

Хок зажмурился и с силой помотал головой. Он не знал, что и думать. Эта женщина… ее роскошные волосы — золотисто-каштановые или, возможно, темно-рыжие — были изящно уложены, лишь несколько вьющихся локонов оттеняли красоту точеной шеи. Ее туалет был безукоризненно элегантен, узкий корсаж обрисовывал высокую грудь и…

— Господи Боже мой!

Фрэнсис, до сих пор погруженная в объяснения управляющего, подняла голову и увидела стоящего у двери мужа, на лице которого застыло выражение сильнейшего потрясения.

Что ж, подумала она, собираясь с мыслями, рано или поздно он должен был вернуться. Правда, она надеялась, что он заранее предупредит о своем приезде, но теперь ничего не оставалось, как действовать в соответствии с обстоятельствами.

— Добрый день, милорд, — сказала она с полнейшим спокойствием (во всяком случае, внешним). — Вы только что прибыли?

— Фрэнсис! Это ты?

— А кого вы ожидали здесь увидеть?

— Да, но где же твои очки? — спросил Хок первое, что пришло ему в голову.

Она неопределенно повела плечами, словно находя вопрос не заслуживающим внимания.

В этот момент Хок заметил, что за время их короткого диалога Маркус Карутерс успел придвинуться к Фрэнсис, как бы стараясь заслонить ее собой от его присутствия, от его любопытства и изумления. Проклятие, он вел себя так, словно имел право защищать ее!

Что, черт возьми, здесь происходит! — рявкнул Хок, немедленно преисполняясь самых черных подозрений.

Фрэнсис удивила эта неожиданная вспышка. Что это, ревность? Да нет, не может быть!

— Ничего из ряда вон выходящего, милорд, — ответила она, не спеша поднимаясь со стула. — Большое спасибо, Маркус, но сейчас я не готова решить этот вопрос. Встретимся позже, тогда и переговорим.

Управляющий посмотрел хозяину в глаза — и на мгновение испытал приступ унизительного животного страха. Однако, как джентльмен, он почувствовал сильнейшую потребность защитить леди Фрэнсис. Как оставить ее наедине с этим человеком? Маркус вынужден был напомнить себе, что «этот человек» — ее муж. Он попробовал прокашляться, но горло оставалось сухим, как пергамент.

— С приездом, милорд! — кое-как прокаркал он и добавил, стараясь обращаться сразу к обоим — и ни к кому в отдельности:

— Надеюсь, мы увидимся позднее.

Выскальзывая за дверь, Маркус вынужден был миновать неподвижного графа, и ему бросились в глаза судорожно сжатые кулаки. Разумнее всего будет сразу направить леди Фрэнсис подкрепление, подумал управляющий решительно.

— С приездом, милорд! — между тем повторила Фрэнсис его слова.

Ей ничего, решительно ничего не приходило в голову, кроме бессвязных обрывков тревожных мыслей. Она так и осталась стоять за столом, словно солдат за редутом в ожидании атаки.

— Где мой отец?

— Он уехал в «Чендоз» еще на прошлой неделе.

Маркиз оставался в Десборо-Холле ровно столько, сколько потребовалось Фрэнсис, чтобы взять бразды правления в свои руки. Когда он уезжал, она была благодарна ему за доверие, за то, что он счел ее пригодной для роли хозяйки поместья. Зато теперь она отдала бы многое, чтобы увидеть маркиза входящим в дверь. Все в поместье было теперь в ее руках, под ее контролем… кроме блудного мужа, справиться с которым мог только его отец.

— Мне кажется, Фрэнсис, нам пора объясниться.

Голос Хока звучал мягко, почти ласково, но это внешнее спокойствие не одурачило ее ни на секунду.

Она хорошо сознавала, что муж в ярости, что он едва держит себя в руках и может взорваться в любой момент.