Если честно все сейчас расскажешь, я уволю тебя с хорошими рекомендациями.

— Господин, я бы не посмела, — начинает мямлить отговорки экономка.

Останавливаю ее властным жестом. Я так устал, что препираться не готов.

— Я не спрашиваю, Шакира, я утверждаю, что ты шпионила за своей госпожой. Меня интересует, кто был твой заказчик. Просто назови имя, и я позволю тебе уйти достойно.

Женщина выглядит пришибленной. Молча думает. Не мешаю. Если не глупая, примет правильное решение. Если дура, посажу в подвал. Рано или поздно все-равно сдастся.

— Я все рассказывала госпоже Вафие, — выдыхает Шакира и смотрит под ноги, — она старшая жена и имеет право обо всем знать.

Я не просто ошарашен услышанным, весь мир сейчас встает с ног на голову. Моя мать всегда была волевой женщиной. Меня раздавила ее авантюра, но я не сомневался, что она могла это сделать. Образ Вафии в моем сознании никак не пересекается с интригами и борьбой. Я готов был услышать любое имя, но только не это. Всегда безоговорочно доверял этой женщине.

Приходится сделать над собой усилие, чтобы вернуться к допросу экономки.

— Это ты сдала Латифу мутаве? — формулирую следующий вопрос.

— Я, но мне велела к ним сходить госпожа Вафия. Я не рискнула ослушаться приказа. Я не хотела, чтобы госпожа Латифа пострадала. Просто выполнила волю старшей жены.

Запускаю руку в волосы, рано пообещал я Шакире амнистию. Уже жалею о своем обещании.

— Когда именно ты сообщила о беременности Латифы Вафие? — задаю я главный вопрос.

— Сразу, когда узнала. Три дня назад утром, — торопливо отвечает женщина.

В тот же день вечером армяне арендовали яхту. Картина рисуется крайне прескверная. Решение о переезде вполне обосновано.

— Латифа перезжает жить в Эр-Рияд, — сообщаю я экономке, — никому не говори и проследи за сбором вещей. После ее отъезда ты получишь расчет и рекомендации.

Я не боюсь, что Шакира расскажет что-то Вафие. У этой змеи уже выдрали зуб. Сейчас она совершенно безвредна.

Отпускаю женщину и обдумываю услышанное. Жаль сейчас ночь и нельзя позвонить матери. Но я почти уверен, что она решила продать Латифу три дня назад. Осталось услышать имя той, кто поспособствовал ее решению.

Самая покорная жена оказалась самой коварной. Как богобоязненная женщина могла позволить продать моего ребенка?

Ковыряюсь в памяти. Вспоминаю завуалированные речи Вафии. Это же она заставила меня поверить, что Кубра плохая жена и мать. Наверное, ее же рук дело бойкот Кубры моей семьей. Теперь взялась за Латифу.

Мне казалось, что разные дома для жен гарантируют отсутствие гаремных интриг. Оказывается, женщины очень изобретательны. Я точно уверен в одном. Если Вафия подарила матери идею продать Латифу, это нельзя оставлять безнаказанным. Я готов к кардинальным мерам.

Можно вернуть Вафию отцу, но мать, наверняка, воспротивится этому решению. Оно покроет позором дом ее брата.

Можно обязать Вафию отдать все свои ночи другим женам. Я смогу две недели в месяц проводить у Кубры, а потом уезжать в Эр-Рияд. Против этого варианта мать тоже попытается возражать, но смирится, если альтернативой будет развод.

Оставшуюся ночь я провожу без сна и после утреннего намаза звоню матери. Пазл собирается. Она, действительно позвонила бен-Омару три дня назад после обеда. Толчком послужил эмоциональный рассказ Вафии об аморальном поведении «русской шармуты». К тому времени старшая жена уже знала о беременности младшей.

Подробности принятия решения выяснить не удалось, мать никогда бы не призналась, что ею кто-то манипулирует. Но услышанного было достаточно, чтобы картинка в голове сложилась.

Я анализирую мотивы и действия старшей жены и смотрю на нее новыми глазами. Я был слеп и прозрение дается болезненно.

Нет, я даже могу понять опасения Вафии. У нее не получилось родить сына. Саудовские мужчины часто отсылают обратно отцу жен, которые приносят одних дочерей. Я бы не сделал ничего подобного, но уверенности у Вафии быть не могло.

Она искусно обезвредила влияние Кубры, которая родила мне наследника. В сознание всех членов семьи внедрялась идея, что моя вторая жена недостойная женщина. Но с появлением Латифы вся эта работа могла пойти прахом.

Если бы презрение семьи перенеслось на мою третью жену, бойкот Кубры мог бы провалиться. Она бы возвысилась над Вафией. Латифа явно была лишняя в созданной конструкции. А ее беременность показалась Вафие страшной угрозой.

Остается позавидовать скорости реакции на угрожающую новость. Если бы Латифу удалось выкрасть, о беременности вообще никто бы не узнал.

На миг задумываюсь, не приложила ли Вафия руку и к событиям в Москве? Вряд ли, конечно.

Я могу понять ее мотивы. Но понять — не значит простить. Вафия останется моей женой де-юре, но де-факто ею уже не будет.

Аллах мудр. Что-то у нас забирая, он другой рукой дает утешение. У меня будет настоящая семья с Латифой. Ее беременность — гарантия того, что теперь она останется со мной. Латифа никогда не бросит своего ребенка. Теперь она моя навечно.

Глава 64. Эр-Рияд

Эр-Рияд, 1991 год

— Мам, когда приедет папа? — Галеб бережно расчесывает щеткой мои волосы и заглядывает в глаза через зеркало.

— Через три дня.

— А когда мы поедем в дом на залив?

— Мы только недавно вернулись, — непроизвольно морщусь, тут же стирая гримасу с лица. Не стоит лишний раз показывать ребенку, где мне сидит вся семейка его отца.

— Мне не нравится жить в Эр-Рияде, — капризно заявляет Галеб, — здесь нет моря и папа уезжает надолго.

— У тебя есть бассейн, милый. Плавай хоть целые сутки. Зато папа приедет надолго и будет только с тобой.

— Мне здесь не нравится. На заливе мои братья Валид и Бари. Я скучаю.

Усмехаюсь. Валид уже подросток, не сильно рад повышенному вниманию со стороны младших братьев. Бари на полгода младше Галеба, и с ним сын ладит гораздо лучше. К тому же мальчики сильно похожи, что несколько странно. Общий родитель у них только один.

Смотрю на расстроенную мордашку Галеба и ободряюще ему улыбаюсь.

— Сегодня я еду к врачу. Завтра сходим в гости к Саудам. Там поиграешь со своими друзьями.

Поворачиваюсь на банкетке и ловлю сына в объятия. Целую в щеки, смотрю в зеленые глаза, так похожие на папины, и прижимаю к себе стройное мальчишеское тело.

— Я так люблю тебя,