Я доложил Куратору о результате.

— Бросай их всех, — прикрикнул шеф. — И двигай на площадку в Медведково.

— Что у нас плохого?

— Узнаешь.

Я отправился в путь, оставив разбираться с опергруппой Робина и Шатуна. Руки еще дрожали, перед глазами стоял пояс шахида с килограммом тротила. Робин вытащил меня с того света в последний миг. Сколько было тех решающих секунд, в которых нам хватило времени, а нашим врагам — нет.

Москва, прожженная безжалостным летним солнцем, купалась в духоте. Транспортные артерии, как обычно, были закупорены пробками. В воздухе висел зашкаливающий градус нервозности. Народ был на взводе. Гаишники сбивались с ног. Водители нарушали правила — подрезали друг друга, перли по встречке. Все это сопровождалось матюгами и криками. Пока я пробирался на своей машине сквозь пробки, имел возможность полюбоваться несколькими потасовками — то две девки таскали друг друга за волосы, то озверевший бабуин долбил бейсбольной битой по лобовому стеклу «Мазды». Москву косил вирус всеобщего помешательства. В воздухе будто висело предчувствие большой беды.

Не оставляло оно и меня. Потому-то не ждал я от будущего ничего хорошего. Пессимист — это информированный оптимист. А я был информирован хорошо.

Вот и нужные ворота, вполне обычные с виду. Охранник знал мою машину и меня, но все равно провел считывателем по карточке. Бдительность и еще раз бдительность. Чип сработал — въезд разрешен.

Куратор, вальяжно развалившись в кресле, пил из высокого бокала свежевыжатый апельсиновый сок со льдом.

— Разрешите, товарищ генерал?

— Заходи, робокоп, — угрюмо произнес шеф. — Чего навоевал?

— Заглушили одного и взяли другого. С поясом шахида.

— Одного. — Куратор с усмешкой взял пульт, нажал на кнопку, и на полутораметровом экране появилась запись допроса. — Это херувим боевой группы. Взяли его сегодня.

— Что говорит?

— Полезной информации ноль. Но некоторые откровения настораживают…

Широкоплечий атлет лет тридцати с совершенно безумными глазами, сидя на привинченной к полу табуретке, раскачивался из стороны в сторону и, подвывая волком, изрекал:

— Везувий скоро взорвется, и магма сметет наш мир.

— Какая магма? — спрашивал дознаватель.

— Очистительный огонь. Гончие пройдут и порвут глотку каждому.

— Гончие?

— Провозвестники пути.

— Кто взрывает церкви и демонстрации? И зачем?

— Это первая волна очищения. Но имя нам легион.

— И когда ждать основной волны?

— Скоро. Недели. Дни. А может, часы.

— От кого зависит выбор часа?

— От Ангела Заката.

— Ты его видел?

— Видел. Давно.

— А другие когда его видели?

— Он не появлялся давно. Он говорит с нами устами Апостолов.

— А может, Ангел погиб?

— Он не может погибнуть. — Задержанный нервно захохотал, потом твердо закончил: — Он может только вознестись в пламени.

— Где он может скрываться?

— Пути рока неисповедимы. Пути Непорочного неизвестны. Следы его не видны.

Клиника была полная.

— Я правильно понял, вы готовы нанести удар человечеству? — напрямую спросил дознаватель, склонившись над херувимом.

— В ближайшее время.

Куратор выключил запись.

— А ты принес скальп какого-то мелкого таракана с поясом шахида и считаешь, что выполнил свою работу. Где Ангел Заката? Где его скальп? Он же готовится дать отмашку своим ордам. Где результаты твоего блестящего плана?

— Результаты пока ничтожны, — развел я — руками.

— Артефакт у объекта?

— По свидетельским показаниям — да.

— Тогда почему, черт возьми… Я тебе предлагал сделать радиофицированную закладку.

— Мы бы засыпались.

— То ли да, то ли нет. А что сейчас?

— Остается только ждать…

Блестящие операции, входящие в учебники по оперативной работе, — это когда все получилось, и достигнут результат. А сколько не менее блестящих планов кануло в Лету, и о них никто не помнит, потому что фортуна не дала им осуществиться.

Помимо хитрости и расчета, нужно хоть немножко удачи.

И я молился о ней.

Потому что всадники Апокалипсиса готовы были разорвать на части мою многострадальную страну.

— Час приблизился, — объявил Ангел Заката.

Седьмой Апостол чуть не подпрыгнул, когда заработал номер телефона, рассчитанный на связь с богочеловеком.

Апостол ждал долго. Он не знал, что думать. И вот теперь этот звонок.

— Встретимся, — произнес безликий голос Ангела. — В тихой обители…

Тихая обитель — это дом на окраине Домодедовского района Московской области. Передал его во владение «правдолюбам» один из послушников. Об этом убежище знали только Ангел и четыре апостола.

Бывший хозяин этого дома мертв. Сколько последователей Учения переселилось на небеса! Не жаль было никого. Наоборот, когда очередной послушник жертвовал своей жизнью, Седьмой Апостол испытывал сладостное томление в груди. Он давно сжился со смертью и научился находить в ее присутствии рядом с собой неописуемое удовольствие. Потому что очередная смерть подпитывает энергию его тщеславия.

Седьмой Апостол гордился тем, что лучше кого бы то ни было научился принуждать последователей Учения добровольно расставаться с жизнью. Конечно, в этом искусстве он всего лишь шел по стопам Ангела, но достиг очень многого.

Часто он задавался вопросом — а смог бы Непорочный подбить его на самоубийство во имя торжества общего дела и получения билета в вечную жизнь?

И ответ был однозначен — никогда!

Потому что Седьмой Апостол избран для другого. И он обязан досмотреть эту драму до конца.

Апостол посмотрел на часы — ну что ж, пора собираться на встречу. Внутри у него все подводило от радости ожидания, смешанной со страхом неизвестности. Каждая встреча с Непорочным означала какой-то новый этап.

Встреча с Ангелом Заката должна быть обставлена всеми мерами предосторожности. У Братства судного дня было много друзей, в том числе и из спецслужб различных государств, и из силовых структур России. В результате их консультаций вопросы конспирации, которым на начальном этапе деятельности общества не уделялось должного внимания, вошли в разряд приоритетных. Были выделены огромные ресурсы на приобретение явочных и конспиративных квартир, на маскировку, на изготовление соответствующих документов. И если в начале это воспринималось как перестраховка, после того как дьяволовы слуги в человеческом обличье начали громить монастыри, оставалось лишь возблагодарить Господа за то, что вразумил любимых детей своих на предосторожности.