— Сколько он стоит? — Ита уже совсем забыла, что боится врачей.

— Прилично. Медицинский хайэнд дешевым не бывает. Скажем так, не намного дороже вертолета, — Док улыбнулась и сменила тему. — Я в свое время была одним из лучших специалистов по изменению сознания, — Куин села обратно в кресло. — А по работе с изменёнными сейчас, наверно, лучшая. Главное, девочка моя, соблюдай предписания, которые я дала три года назад. Вид у тебя цветущий — это хорошо, значит, всё делаешь правильно. Однако в свете предстоящих событий…

Она повернулась к столу, взяла саквояж и поставила себе на колени. Ита в очередной раз поразилась тому, как изящно двигается эта женщина, сколько достоинства в каждом её жесте, сколько спокойствия и сдержанности в голосе.

— Я когда-то говорила об амнезине… — сказала Микаэла. — Он довольно дорог, но проблема не в этом. Проблема в том, что найти его трудно, но ещё труднее выбрать модификацию и рассчитать дозировку так, чтобы не навредить. Действительно хорошо это может сделать только профессионал, исходя из веса и особенностей биохимии пациента…

Ее слова прервал пронзительный писк анализатора, который закончил изучать образец и выдал на экран обработанную информацию. Док пробежалась по ней глазами, на секунду задумалась, нажала несколько сенсорных кнопок, что-то прикинула в уме, ввела поправки, а потом продолжила:

— В любом случае мы же хотим обратного — не забыть, а вспомнить, — она вытащила из саквояжа упаковку ампул. — Это новейший ноотроп, его только-только начали производить. Очень редкий. Достать такой — будет серьезной проблемой даже для Эйнара. Жизненно важное лекарство для людей вроде тебя. В целом он, можно сказать, общеукрепляющий и пролонгирует состояние ремиссии.

Ита недоуменно хлопнула ресницами, а Куин улыбнулась.

— Это значит, моя дорогая, сможешь прожить чуть дольше, прежде чем сработает твоя часовая бомба. Я очень долго доставала этот препарат. Целых полгода… всё равно не успела, ну да теперь не важно, — на секунду Микаэла задумалась, глядя куда-то в пустоту, но потом встрепенулась и снова улыбнулась. — Один укол в месяц. Я отдаю всё, что есть, если потом сможете достать ещё — будет просто замечательно. Тебе это лекарство стоит принимать регулярно.

— Спасибо… — Ита потрясенно смотрела, как Куин отдает ей запасы, добытые с таким трудом. Нехорошее предчувствие стиснуло сердце. — Док… Микаэла… что…

— Ничего, — Куин повернулась к синтезатору, снова посмотрела на экран, затем нагнулась и вытащила из-под стола небольшой кейс.

Внутри кейс оказался не чемоданом, а кассетницей для медикаментов, большинство отделений которой были пусты. Микаэла без труда отыскала заметно выцветшую запаянную упаковку, извлекла из неё три крохотных контейнера и вставила их в синтезатор. Затем снова села в кресло, ласково погладив потрясенную девушку по плечу:

— Чш-ш-ш… Тебе эти лекарства, поверь, очень пригодятся, а нам… нам всё равно скоро уезжать. Новые найдём.

Пискнул синтезатор, Док вытащила из лотка небольшую коробочку с белым порошком:

— Если хочешь вспомнить и не умереть, то инъекция ноотропа каждые сутки. А после второго приема — раз в день — вот это, — она кивнула на порошок. — Здесь пять доз — на пять дней. Разведёте и стерильно запакуете сами. Вспоминать начнешь со второй или третьей. Это будет… неприятно. Но остановиться можно в любой момент. В норму придешь дня за три. Эйнар о том, что я сказала, не узнает. Это твоя голова и твоя жизнь. Выбирать тоже тебе.

Док улыбнулась и встала. Гостья тоже вскочила, чувствуя себя растерянной, опустошенной и… испуганной.

— Не надо бояться. И расстраиваться тоже, — спокойно сказала Микаэла, ласково обнимая девушку. — Не надо, — мягкая рука гладила рыжий затылок. — У каждого из нас свой путь, и каждый из нас пройдет его до конца. Это жизнь, она — вот такая. За всё нужно платить, а за ошибки — вдвойне. Идем. Сегодня не нужно грустить, сегодня нужно веселиться. Кстати, куда ты дела свои очаровательные веснушки?

* * *

Ита задумчиво пила лёгонький коктейль и старалась не смотреть на дверь, за которой скрылись Куин с Эйнаром. От глухой тоски пополам с непониманием сжималось сердце, и девушка тщетно пыталась заставить себя снова радоваться. Не получалось. Она уже утратила вкус общего веселья и ощущала себя не столько участником, сколько зрителем. Зрителем, который уже знает, что забавный яркий фильм закончится трагично…

— Иу! — плюхнулась рядом на скамью Эсмеральда. — Ты чего ушла в себя?

Чуть в стороне разразился оглушительным хохотом Дровосек, и цыганка поморщилась:

— Горазды орать… идем, где потише.

Она утянула Иту прочь от стола — в соседнюю комнату.

Здесь тоже оказалось очень даже уютно: возле стены стоял диван, сооруженный из бетонных блоков и накрытый полиуретановыми ковриками, рядом — потрепанный, видавший виды кальян, а на полу — всё те же полиуретановые коврики.

— Ну, чего взгрустнула? — спросила цыганка, ловко раскуривая кальян.

— Да так, — махнула рукой Ита, — задумалась.

Вошла и молча села рядом с Эсмеральдой Покахонтас, забрала у неё мундштук, сделала глубокую затяжку, с наслаждением прикрыла глаза.

— Там ведь не просто курево? — спросила гостья у кролих.

— Ну… это как посмотреть, — ответила индианка, отнимая от губ мундштук. — Если курится, значит, курево.

Удивлённая столь длинной репликой, Ита приняла кальян и сделала осторожную затяжку. Дым был не горький и не плотный, ароматный…

— О! Вы тут решили девочками посидеть? И не позвали… — возникла в дверях Сара.

— Не знаешь, чего они так орут? — лениво спросила Эсмеральда, вынимая изо рта мундштук и кивая в общий зал.

— Тереза зарубился с Пэном, кто больше раз перепрыгнет через скамью и не свалится. Условие — Тереза в сутане, Пэн просит твою юбку — уравнять шансы.

— Так рано напились? — удивилась цыганка.

— Не, — отмахнулась Сара, — просто на общем предвкушении.

Собеседница хмыкнула, коротким движением отстегнула юбку-обманку, оставшись в коротких обтягивающих шортиках, и протянула Саре:

— Пожелай Пэну удачи.

Ита сделала еще одну затяжку, потихоньку успокаиваясь…

— Так чего ты залипла? — снова поинтересовалась Эсмеральда, которая не собиралась столь легко забывать про внезапную грустную задумчивость гостьи.

— Да… просто… мысли разные…

— У всех мысли, — изрекла спокойно Покахонтас. — У кого их нет? Только у Банни если.

— У него тоже есть! — возмутилась Эсмеральда. — Он думает о том, кого бы трахнуть! А если уже есть кого, то, как конкретно.

Ита прыснула и снова приложилась к мундштуку. Покахонтас загадочно улыбнулась.

— Значит, мысли… А хочешь, погадаю? — оживилась цыганка. — Всю правду расскажу, всё будущее твое увижу.