Однако ничего подходящего не было. Боб вынужден был напомнить себе, что сотни тысяч человек тронулись в путь, что запружены все дороги. Это была чистая физика: такое огромное количество машин на таком небольшом количестве дорог неминуемо должно было привести к сплошным заторам. Нужно было принимать это, а не давать волю чувствам.

Поэтому Боб старался сохранять спокойствие. Он слушал радио, время от времени переключаясь с музыкальных станций на круглосуточные выпуски новостей в надежде узнать какую-нибудь информацию о тех двоих Грамли, которые пытались его убить. Но ничего нового не было. Этот сюжет уже умер, как и убийство наркомана Кабби Бартлетта. В постоянном цикле новостей ничто не живет больше суток.

Ну почему не звонит Ник Мемфис? С помощью Ника можно было бы за считаные минуты выяснить, кто такие эти Грамли, о чем говорит их участие, с кем они связаны и на кого работают.

Но Ник не звонил.

Наконец часам к четырем Боб добрался до городской черты, а еще спустя сорок минут прополз мимо автодрома. Здесь было все то же самое, только еще хуже. Огромное сооружение по-прежнему господствовало над долиной, но теперь вокруг бурлило море людей. Машины ползли черепашьим шагом, а между ними сновали толпы пешеходов. Отцы семейств спешили на ристалище, ведя своих домочадцев и сгибаясь под тяжестью холодильников с пивом на плечах. Бейсболки с эмблемой НАСКАР красовались на головах у всех, от самых маленьких до стариков. Паломники были одеты в основном по старинке, в джинсы с отрезанными штанинами и безрукавки, и все курили или пили пиво. Женщины были в шлепанцах, и хотя кое у кого под футболкой даже были лифчики, большинство постаралось как можно больше приблизиться к домашней обстановке. Нигде вокруг не было видно ни галстука, ни пиджака, только тонкая хлопчатобумажная ткань, обнаженное тело и ощущение полной расслабленности. Это была ночь — всем ночам ночь, «ночь грома».

По обе стороны от дороги — Боб свернул с 421-го на шоссе Добровольцев — выстроились лавки и магазинчики, так что она напоминала обширный базар. Пожалуй, здесь можно было купить все, имеющее отношение к НАСКАР, за исключением разве что человеческих органов и образцов ДНК. Торговцы суетились словно одержимые, и все расчеты велись за наличные. В воздухе висел дым от бесчисленных жаровен, и даже истовые трезвенники баптисты торговали пивом, зарабатывая деньги на молитвы.

Боб поймал себя на том, что трудно было не заразиться радостью, охватившей всех этих людей, и у него тоже была причина для счастья. У его дочери все в порядке. Она выздоравливает. Все будет хорошо, она вернется. Боб снова ощутил себя богатым дочерьми. Как бы растянуть это наслаждение подольше?

Но в этой радости был червь. Кто-то пытался убить Ники, возможно, попытается сделать это еще раз. Эти люди пытались убить и его; они убьют любого, кто окажется у них на пути, даже если этот человек сам о том не догадывается. Евангелие от Марка, 2:11: «Тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой». Калека, вставай, ты исцелился. Я вернул тебе жизнь. Тот парень тоже должен был испытывать радость: чувства разливаются по его ногам, силы крепнут, психологическая ноша отвращения к самому себе, сознания ущербности, изоляции исчезает. Вернись в мир, сынок. Добро пожаловать назад в страну здоровых. Вот как чувствовал себя сам Боб, узнав, что Ники проснулась: он встал с постели, способный снова идти домой.

Что это может означать? Что это может означать??? Эта мысль чугунной болванкой давила ему на сознание, и Боб не сразу заметил, что дорога стала свободной. И он смог — ура! — нажать на акселератор, останавливаясь лишь на светофорах, потому что он уже прибыл на место. Забиты были только дороги по ту сторону от главной медианы.

Промчавшись через центр Бристоля, Боб отыскал нужный поворот прямо перед супермаркетом, его ориентиром, свернул налево, попетлял немного по опрятному жилому кварталу, поднялся на холм и наконец оказался у жилого комплекса, где была квартира Ники.

Он поставил машину рядом с красным «эльдорадо» — ого, у кого-то очень своеобразный вкус в транспортных средствах! — и задержался, чтобы оглянуться, проверить, не прицепился ли кто-нибудь к нему в этой бесконечно долгой поездке. Никого. Но как ни странно, у Боба возникло ощущение, что за ним следят. На этот счет у него было очень тонкое чутье, не раз спасавшее ему жизнь.

Боб снова огляделся вокруг и ничего не увидел. Стоянка, вытянутая в длину, по обе стороны от нее невысокие четырехэтажные здания, типичные американские многоквартирные дома, обилие балконов. В противоположном конце играли дети, но больше на стоянку никто не заезжал. Боб осмотрел припаркованные машины, балконы, ища хоть какое-то движение, но нет и еще раз нет, все было спокойно.

Мания преследования бывшего снайпера. К старости он просто спятил. Тревога профессионального убийцы. Все те, кого он завалил, пришли, чтобы расквитаться. Такое бывает с лучшими из лучших.

Удостоверившись в отсутствии каких-либо признаков опасности, Боб поднялся по лестнице, отпер дверь и вошел в квартиру.

Навстречу ему с дивана поднялся мужчина.

Руки метнулись к оружию.

Пистолеты взметнулись в воздух, указательные пальцы легли на спусковые крючки, рычажки предохранителей щелкнули, пришло время смерти. Но затем…

— Ник Мемфис, ради всего святого!

— Привет, Боб. Долго же ты сюда добирался! Я уже начал переживать, что ты вообще никогда не придешь.

— Верн, черт побери, я не могу один, иди же сюда! Вдруг пропущу что-нибудь. Я хочу в сортир!

Эдди сидел в гостиной у закрытых дверей, наблюдая за домом напротив в щель между занавесками.

Но Верн не ответил.

Вместо этого он спросил молоденькую вьетнамку, сидящую с бабушкой в спальне:

— Скажи, как тебя зовут?

Старуха следила за ним злобным взглядом. Очевидно, она не одобряла его намерений и ей действовало на нервы то, как он смотрел на нее, обнажая в хищной усмешке большие белые зубы. Но с другой стороны, она никогда не понимала этих странных белых. Что в них не так? Они непроходимо глупы в самых разных вещах.

— Какая тебе разница? — спросила девочка.

— Ну, если никакой разницы нет, почему бы не сказать? Впрочем, можешь не говорить. Думаю, тебя зовут Сюзанна. Ты похожа на Сюзанну.

— Нет. Я похожа на Ханну. Меня зовут Ханна. Ханна Нинг.

— Рад познакомиться, Ханна Нинг. Меня зовут Верн Пай. Я бы устроил все по-другому, но, честное слово, я о тебе очень высокого мнения. Ты такая хорошенькая — лучше не бывает. Мне бы хотелось познакомиться с тобой поближе.

— Ты хочешь за мной ухаживать? Да моя мама не разрешает мне гулять даже с моими ровесниками. К тому же от тебя пахнет, как от заядлого курильщика. Наверное, ты выкуриваешь по восемь пачек в день.

— Во-первых, я не намного старше тебя. Во-вторых, всего две пачки, и я собираюсь в самое ближайшее время бросить.