Вскоре после чумного бунта в Москве в 1771 году воронежский губернатор генерал-поручик Алексей Михайлович Маслов57 прислал в Шацкую провинциальную канцелярию уведомление о распространении по империи эпидемии чумы. Губернатор приказывал чиновникам следить «недремлющими глазами» за динамикой заболеваний, проявлять меры предосторожности, учесть опыт борьбы с чумой в Москве, где произошло «в подлом народе замешательство» и не допускать московских беглецов на территорию Тамбовской провинции.

Ко всем воеводам поскакали солдаты с этим уведомлением, везде стали организовывать карантинные команды и карантинные смотрители из местных дворян. Всем дворянам, купцам и мещанам предписывалось сидеть дома и показывать, таким образом, пример «невразумительному народу», проветривать вещи и пожитки, а зимой выставлять их на мороз, а вокруг населённых пунктов – разводить дымные костры из дёгтя, навоза, можжевельника и ельника.

«Подлый» и «невразумительный» народ, однако не внял советам властей. Тамбовские крестьяне прекратили обрабатывать поля, и в губернии начался голод, приостановилась всякая торговля, закрылись фабрики и заводы, церкви прекратили богослужения и исполнение треб. От слишком ревностного обкуривания в сёлах и городах вспыхнули пожары. Все свои беды тамбовские жители решили утопить в вине – в одном только Шацке в 1771 году было продано 19.000 вёдер водки. В некоторых деревнях возникли бунты. Часовые карантинных команд, будучи безграмотными, задерживали при въезде в города всех без разбора, раздевали и бросали одежду в «ассенизационную гущу», а деньги отбирали. В результате крестьяне стали собираться в толпы и дубьём и вилами пробивали себе дорогу в город. Карантинные смотрители проявляли беспечность и вместо бдения предавались кутежам. Один из них, некто Евсюков, бесчинствовал и на своей общественной должности наживался тем, что нападал на караульных. Зимой 1771 года он выгонял жителей деревень на мороз «проветриваться». Зима была лютая, и народ замерзал.

При этом, констатирует Дубасов, ни врачей, ни лекарственных препаратов на Тамбовщине практически не было. В Шацкой провинции было всего два врача, да и те сомнительной научной репутации. Более всего чума свирепствовала по долине реки Цны и в г. Козлове. Эти территории оцепили и просто предоставили своей участи. Время от времени к их окраинам подвозили провиант, сваливали его с возов в кучу и опрометью возвращались назад, не дожидаясь оплаты товара. Карантинные жители оставляли-таки деньги в квасной гуще! Деньги от кислой гущи темнели, а жители, приписывая этот эффект чуме, ещё больше впадали в панику. Чумных покойников хоронили в лесах и полях в одежде, не раздевая. Обнаруженные при них телеги и сани сжигали. Членов похоронных команд изолировали, запирали за ними двери и окна и держали в «карантине» по полтора-два месяца.

В сентябре 1771 года по Цне плыла барка с арестантами подкомандой поручика Филиппова. Около села Высоких Полян барка остановилась, поручик Филиппов спрыгнул на берег и был таков. На барке начались повальные смертные случаи – как докладывали потом, от неизвестной болезни. Скончались 120 арестантов и 24 солдата и унтер-офицера. По распоряжению шацкого воеводы Лопатина барку удалили от берега, а арестантов и воинскую команду вывели на берег и поселили в шалашах в поле, подальше от села.

В Козлове обезумевшие от страха уцелевшие жители вышли, наконец, из домов, и с иконами Богородицы направились в храмы. Эпидемия не унималась, но козловцы уже оправились от страха и мужественно переносили все беды. 23 октября 1771 года они вынесли такой общественный приговор: «Города Козлова духовного и светского чина жители, видя праведно от Бога посланный на град сей в смертной язве гнев, страшась оного, напоминая каждый грехи свои, прибегаем, смиряя постом души, к Помощнице рода христианского – Богородице. И отныне да будет седмица сия от 24 октября по 29 – пост, а того дня светел праздник Божией Матери».

29 октября жители устроили крестный ход, который вышел из города и остановился в поле. Соборный протоиерей, после прочтения молитв, произнёс следующие слова: «Владычица Богородица, утоли рыдание слёз наших и призри на смирение наше!» В беде козловцы объединились, независимо от чина и рода и мужественно и терпеливо несли свой крест до конца – пока не кончилась эпидемия.

В 1772 году чума на Тамбовщине прекратилась, но карантинные меры продолжались вплоть до 1774 года.

Холера была ещё одной грозной разновидностью бед, обрушивающихся на Росссию. 26 августа 1830 года в Тамбов пришло письмо Пензенского дворянского предводителя генерал-майора Н.Ф.Кишенского о том, что в Пензу пришла холера. Кишенский сообщал, что Пенза уже приняла защитные меры: город был разбит на кварталы, за которыми учинено «смотрение» со стороны чиновников и местных дворян; на границах губернии Пензы выставлены заставы, которые пропускали на свою территорию только здоровых людей.

Тамбовская губерния под руководством губернатора И.С.Миронова тоже «зашевелилась», были образованы т.н. холерные комитеты, на границах уездов были выставлены кордоны из гарнизонных и инвалидных солдат и конных крестьян, которые сменялись каждые 5 дней, а в сёлах учредили т.н. мирские караулы. Всю почтовую корреспонденцию и посылки подвергали обкуриванию хлорным газом. Хлорным раствором обмывали также и людей, задерживаемых кордонами на 2-3-х недельный срок. Сверх того приказано было вокруг деревень и сёл жечь навоз.

Но этих мер оказалось недостаточно, и первый случай заболевания холерой в губернии был зарегистрирован уже 1 сентября. Это была 60-летняя старуха Кирсановского уезда. Она почувствовала внезапную сильную головную боль, у неё начались судороги рук и ног и окостенение конечностей. 3 сентября она скончалась «от неведомой болезни». Потом болезнь перекинулась в Борисоглебский уезд, куда губернатор немедленно отправил советника губернского правления Попова и врача Грамбаума. В ноябре холера проникла в Тамбовский уезд. Крестьяне села Никольское не желали верить, что дело обстояло серьёзно, и говорили, что это всё были выдумки господ лекарей. От слов крестьяне перешли к делу: они выпустили из больницы всех больных, сняли оцепление, а врача Гоффа приковали к трупу умершего от холеры. Это был уже бунт, и губернатор Миронов лично выехал с отрядом солдат на его подавление.

В холерных беспорядках приняли участие и духовные лица. В Козловском уезде священники Захаров и Фролов призвали крестьян уничтожать только учреждённые холерные больницы, в противном случае они угрожали им отлучить от церкви.

15 ноября холера проникла в Тамбов и взяла в нём свою первую жертву. Местный холерный комитет, как пишет Дубасов, «обнаружил чрезвычайную и крайне непрактичную энергию»: всех больных и пьяных стали силой забирать в холерную больницу, где пьяные фельдшеры и цирюльники сажали пациентов в горячие ванны и открывали им кровь. «Процент смертности в Тамбовской холерной больнице был ужасающий», – сообщает Дубасов. Очнувшись от хмеля, больные стали крушить в больнице двери и окна и ломиться на улицу, рассказывая всем о том, что с ними там делали. Это, естественно, сильно напугало жителей города, они стали прятаться по домам и всячески препятствовать принимаемым карантинным и защитным мерам. Появились слухи, что врачи морят народ. Мещанин Данила Ильин решил ехать в Петербург и подавать жалобу Николаю I.

17 ноября перед городской думой собралась толпа и грозно потребовала от властей признания, что никакой холеры нет. Некоторые мещане и однодворцы отделились от толпы и бросились к колокольням, чтобы ударить в набат, но, к счастью, колокольни были заперты, а верёвки к колоколам – перерезаны. «Разумеется, все увещания губернского начальства были бесполезны при этом», – пишет Дубасов.

Бунт продолжался три дня. Бунтовщики уничтожили холерную больницу, подвергли личным оскорблениям дряхлого Миронова и сняли все караулы и кордоны. Бунт удалось подавить только 20 ноября, когда в Тамбов из Липецка прибыли конно-пионерский эскадрон и некоторые другие воинские части. В сентябре 1831 года в Тамбове прошёл суд, к которому были привлечены 176 бунтовщиков, из которых выделили 31 зачинщика.

Одним из неожиданных следствий холерной эпидемии в Тамбове Дубасов называет резкое увеличение числа сумасшедших.

Курскую губернию в XIX веке холера «навещала» пять раз, первый раз – в 1830 году. Из официальной только статистики явствует, что тогда из 15.552 заболевших холерой умерли 7.379 человек. Всего же до 1872 году в губернии из 164.662 заболевших умерли 38,9% – 64.108 человек.

При первых сообщениях о появлении заболеваний холерой в Астраханской губернии курский губернатор Я.Ф.Ганскау (1830—1831) отправил в Астрахань двух лекарей, но доехав до Царицына, они получили от него приказание вернуться обратно, поскольку холера в Прикаспийском крае прекратилась, и надобности там в медиках больше не было.

Для борьбы с надвигавшейся болезнью губернатор