– Ты похожа на Снежную королеву, – шепнул Джимми, целуя снежинки на моем лице. – А почему не оделась? – пожурил он, беря у меня пальто, про которое я совсем забыла, и расправляя его передо мной. – Замерзнешь!

– Когда ты рядом, мне тепло, – с мечтательной улыбкой произнесла я, но все же просунула руки в рукава.

Джимми притянул меня к себе и поцеловал. Мы нехотя оторвались друг от друга, лишь когда сзади послышалось громкое «кхм» отца.

– Надеюсь, хотя бы в церкви вы сможете какой-то час сдерживаться, – укоризненно проговорил он.

– Будем стараться, Тони, – пообещал Джимми.

– Не переживай, пап, – добавила я, беря отца под руку и направляясь к машине, – я не опозорю тебя перед священником.

Вдоль дорожки, ведущей к церкви, были расставлены горящие свечи под стеклянными колпаками. Через открытые двери доносилось пение хора, приветствовавшего собиравшихся прихожан рождественским гимном. На мгновение я застыла, вбирая в себя эту минуту: заснеженный шпиль церкви, колеблющиеся огоньки, музыку и, конечно, близость любимого.

– Ничего прекраснее в жизни не видела, – выдохнула я.

Взгляд Джимми был направлен только на меня.

– Я тоже, – эхом откликнулся он.

Служба была невероятно трогательной; когда дети из местной школы зачитывали чистыми голосками отрывки из Библии, я прослезилась и украдкой полезла за платком, но Джимми уже подавал мне свой. Я промокнула глаза, не стыдясь переполнявших меня чувств. Нет ничего предосудительного в том, чтобы плакать от счастья.

На выходе из церкви отца остановил какой-то старинный друг, и мы остались одни. Джимми отвел меня чуть в сторону, пропуская остальных прихожан, торопившихся к машинам. Во время службы снегопад усилился, и ощутимо похолодало; даже в теплом пальто и шарфе я начала дрожать. Джимми, прижав меня к себе, озорно шепнул на ухо:

– Это же только, чтобы согреться, – значит, можно.

Церковь осталась за спиной, впереди возникло кладбище, и меня охватили непрошеные жуткие воспоминания. Я до того остро вновь ощутила страшный момент, когда стояла у могилы Джимми, что на мгновение забыла: он – живой и невредимый – здесь, рядом. Осторожно отстранившись и заметив боль в моих глазах, Джимми непонимающе повернулся в ту же сторону. Вид кладбища мгновенно подсказал ему, чем вызваны мои страдания.

– Так это там?…

Я молча кивнула. Джимми, посмотрев на двери церкви и увидев, что отец по-прежнему не появляется, взял меня за руку и мягко потянул за собой.

– Идем.

Я застыла как вкопанная.

– Ты серьезно?

– Посмотришь своими глазами. – Его взгляд светился любовью и пониманием.

Я содрогнулась.

– Нет уж. Однажды я уже была на твоей могиле, повторять не хочу.

Но, как и раньше, терпеливая настойчивость Джимми возобладала.

– Ее там нет, Рейчел. Ты убедишься.

Хотя идти было недалеко, я успела навоображать себе несколько жутких исходов нашей прогулки. К примеру, я все же нахожу могилу Джимми, поворачиваюсь к нему – а он пропал…

Я невольно задрожала. Сюжет с призраком – как раз к Рождеству. Чувство, что каждый шаг по хрусткой от мороза кладбищенской земле приближает к чему-то страшному, не отпускало.

– Где она была? – спросил Джимми негромко. Кто еще из живущих на земле когда-нибудь спрашивал о местонахождении собственной могилы?

– Вон там, – показала я. – За теми надгробиями.

Мягко, но решительно ведя меня за собой, Джимми зашагал к указанному месту. Я примечала на камнях знакомые надписи, и каждая живо вставала в моей памяти: эпитафии любимым супругам, бабушкам, отцам… На налитых свинцом ногах я подходила к месту, где покоился тот, кого я любила и кто отдал за меня свою жизнь.

Замерев на месте, я подняла взгляд. На секунду почудилось, что я вижу то же, что и тогда: искрящийся белый мрамор могильной плиты, почти осязаемый. Однако стоило мне моргнуть, как передо мной возникло пустое место с непотревоженной травой.

– Значит, здесь, – произнес Джимми со странной смиренностью в голосе.

Я кивнула. В горле вдруг встал ком.

– От эпитафии просто слезы наворачивались, – прошептала я. – «Безвременно ушел из жизни в восемнадцать лет. Нежно любимый сын и преданный друг. Наша память о тебе не умрет никогда».

Оказывается, эти слова врезались мне в душу так же отчетливо, как в мрамор надгробного камня.

– У меня сердце разрывалось – от тоски, от любви к тебе… Я как стояла, так и упала на колени рядом с тобой.

Джимми сделал вдруг быстрое движение – на секунду у меня мелькнула нелепая мысль, что он зачем-то буквально изображает сказанное мной. И только потом я поняла, что он опустился не на оба колена, а на одно. И его рука по-прежнему сжимает мою. Снежинки вихрились вокруг нас, словно в волшебном сне. Лицо Джимми, его глаза… До конца дней мне не забыть этой секунды.

– Рейчел… – нетвердо проговорил он.

– О Боже! – выдохнула я.

– Ты выйдешь за меня?

Ужасные воспоминания развеялись как туман. Джимми вновь спас меня силой своей любви, вытащив из цепких лап кошмара.

– Поверить не могу, – произнесла я, полуплача-полусмеясь. – Когда-нибудь я буду рассказывать внукам, как их дедушка делал мне предложение на кладбище!

Если в его глазах и была малейшая неуверенность, мои слова окончательно погасили ее.

– Так ты согласна?

Я опустилась на мерзлую землю рядом с ним и прошептала, почти касаясь его губ своими:

– О да.

Шесть недель спустя

Я спускалась по ступенькам медленно и осторожно, придерживая краешек длинного платья цвета слоновой кости. Папа ждал меня у нижней ступеньки, изо всех сил сдерживая расплывающуюся на губах улыбку. Однако когда он протянул ладонь и взял меня за руку, по его щеке крохотным бриллиантиком скользнула слезинка.

– Жаль, что твоей мамы нет с нами. Она бы так гордилась тобой.

Я нежно поцеловала его, вдохнув знакомый аромат лосьона после бритья, запах чистоты и свежести.

– Перестань, пап, а то я тоже расплачусь, и все труды Сары пойдут насмарку.

Окинув взглядом гостиную и холл, где только что, судя по долетавшему наверх шуму, толпилась куча людей, я спросила:

– Все уже уехали?

Папа тоже обвел взглядом опустевший дом.

– Да, милая. Здесь только ты и я. Машина ждет.

Я сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться. Пора.