Как-то раз, когда мы ночевали у меня дома, во дворе так развылась собака, что мы не выдержали и забрали её к себе. То есть ко мне. Эта заросшая и немолодая чёрно-седая болонка моментально полюбила Бертрана, что не мешало ей гадить в его тапки.

А у меня в доме обгрызать косяки, когда её оставляли одну. Это подстегнуло Бертрана требовать ускорения ремонта его квартиры, потому что там уже год просто-напросто жили строители-шабашники, которые втирали ему, что никак не могут закончить ремонт…

И делал всё мгновенно, спокойно и весело. А я кайфовала снова, ощущая себя оберегаемой. А по сути я была такой же бесправной фигурой, как и приблудная собачонка.

Он не заводил разговоров о будущем – да и так всё было понятно. Но только мне.

Лето плавило асфальт и распыляло полынь. И смесь пыли и этого почти парфюмерного запаха образовывала для меня непередаваемый коктейль лета. И хотя Бертран не просто не хотел расслабляться, но и абсолютно не умел, я решила вытащить его искупаться. Утром я сказала, что можно съездить на выходные на Иссык-Куль. И назавтра я застала Бертрана за странным занятием – он тянул моего кота за хвост из дыры под ванной. Я вскрикнула, Бертран отпустил Чучу. И тот скрылся в дырке величиной в одну кафельную плитку. Как вынуть его теперь из-под ванной?

– Я только что его оттуда достал, – возмутился Бертран, – как же мы поедем на Иссык-Куль, если тут он останется один! Надо отдать его в дом к моей домработнице!

С этими словами он снял с кронштейна душ и пустил струю под ванну в ту самую дырку. Чуча выскочил, как ошпаренный – хотя почему «как»?

Я разозлилась на Бертрана впервые и собиралась зло. К домработнице кота не повезла, я оставила его у себя дома, попросив присмотреть за ним соседку.

Я кинула в сумку только купальник. Бертран, раздувая ноздри и перебирая ногами, как лошадь на старте, стоял, держась за ручку двери.

– Имей совесть, не могу же я уехать вот так – с бухты-барахты. Куда мы денем собаку? Нас с собакой в гостиницу не пустят.

– Лёшья, – позвал Бертран. И собака преданно кинулась к нему на руки.

– Нашу пустят. У неё дипломатический статус.

Собака тут же сделалась гордой и величественной. День на помойке, где она оказалась волей неизвестных нам обстоятельств, привел её к мысли, что комфорт надо ценить и вцепляться в него зубами. Первое время Лёшья даже какала только на ковёр – не желая выходить из дома…

– Но почему уезжать на Иссык-Куль надо так срочно?! Он же не горит – там вода. Кстати, мы едем на автобусе?

– Нет. Я сам поведу машину.

– Но ведь ты не знаешь маршрут, а я – топографический кретин.

– Шери, я специально подарил тебе карту Азии восемнадцатого века и повесил на стену, чтобы ты узнала, наконец, что карты существуют, – пошутил Бертран, пока мы садились в его лимузин.

Я уселась на переднее сидение, собираясь читать дорожные указатели. Но тут этот авантюрист тормозит у первого встречного гаишника и протягивает ему дорожную карту, жестами объясняя, чтобы тот нарисовал маршрут до этого чарующего озера. Тот чертит ему линию, ведущую через горы. А не тот маршрут, по которому ездят автобусом!

– Нет! – взмолилась я, даже руки сложила молитвенно, пока мы ещё ехали по центральной у нас улице. – Ты всё же посол, а там дикая местность, горы и никого вокруг. Даже спросить дорогу будет не у кого!

– Хорошо, там будет красиво и уединённо! – и он улыбнулся мне загадочной улыбкой…

И он был прав. Просторная долина, безумные, нереальные даже для меня горы, у которых вершины будто перевиты белыми жгутами в сложный узор на синем небе, орлы и беркуты, которые парили над Лёшьей в опасной близости, когда та наивно писала на перекати-поле.

Мы ехали уже часа три. И вот…

Бертран восхищённо снимает на дорогую цифровую камеру панораму очередной восхитительной долины. Лимузин стоит распахнутым, с ключом в замке зажигания. Вдруг сзади слышится стук копыт. Но он продолжает вести панораму на камере – не прерывать же кадр из-за таких мелочей, как пара всадников в глуши, где через горы ведёт только песчаная колея от колёс редких здесь машин.

Но я оборачиваюсь вовремя. Успеваю заметить, что один из одетых в телогрейку молодых киргизов достает из кармана кастет и надевает его на руку. Дурак бы не понял, что на нас готовятся напасть. Но Бертран продолжает снимать, медленно ведя панораму на всадников.

Я в ужасе заорала:

– Бертран, садись в машину, это бандиты! У одного кастет на руке.

Бертран же только снисходительно улыбнулся моей такой естественной для женщины (с его точки зрения) трусости:

– Либлинг, а у меня чёрный пояс по карате. И потом, у машины дипломатические номера. На меня не нападут местные жители, они такие милые и открытые.

Я не растерялась и с силой ухватилась обеими руками за фалду и рукав его льняного пиджака (на шее у него был шёлковый платок в тон тому, что торчал из кармашка) и потащила этого пижона в его в авто!

– В конце концов, я за тебя отвечаю… – я практически оторвала ему рукав. Но Бертран не был бы Бертраном, если бы не ответил по тону серьёзно, а по сути ехидно даже в такой момент:

– Да, но кроме как от тебя я ни от кого не пострадал (он смеётся, плюхаясь на сиденье и иронично глядя на женщину). Это так мило, что ты за меня отвечаешь. А то обычно я отвечаю за всех.

Грабитель при этих его словах спрыгнул с лошади и пытался открыть уже заблокированную дверцу. От злости и досады он стукнул кастетом по стеклу, пошли трещины паучком.

– Я же говорила, – не могла удержаться я от типично женского выпада.

Бертран, отъезжая как ни в чём не бывало, приветливо помахал всаднику и пешему грабителю рукой.

Потом уже серьёзно сказал мне:

– Если бы было нам суждено умереть здесь и сейчас, то так бы тому и быть. Но нам ещё не пора.

Отдохнули мы тогда восхитительно. Особенно собака. Она сгрызла кое-что в номере санатория. Но счёт предъявлять не стали. Использовали наши пребывание как рекламную байку. Люди смотрели на ковёр, обкаканный собакой посла.

Что же, приближался срок, когда гормоны их превосходительства стали загораться не от меня, а от некой вялой и полноватой блондинки двадцати лет. Эта милая девочка решила на нём уехать в Париж. И уехала. Но зачем-то при этом сходила к чёрному магу и поставила мне на смерть. Об этом мне сказали две гадалки в разных местах. Не знаю зачем – достаточно ведь было приворота – мы же так и не поженились. Сперва Бертран сделал предложение – объявил меня хозяйкой его дома и жизни на обеде с прессой. До этого я старалась не распространяться на тему, кем я прихожусь Бертрану. Видно, это была его тактика удержания дам и девиц за собой на срок пребывания в стране. Хотя гормоны угасали, но ревность их оживила. Как-то мы отправились в городок французских нефтяников на нашей территории. И там они начали меня обхаживать всем коллективом так, что Бертран на ночь не меня к себе в люкс позвал, а втиснулся всем немалым телом в мою односпальную кровать в маленьком номере.