Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отпадение. — Но к крайнему прискорбию, совсем не таковы их собратия (Киятинцы), жители ближайшего к Нушегаку селения (всех их 74 души). Лишь только приехал к ним миссионер, они пряно ему сказали: «Напрасно ты трудился, приехав к нам: мы не будем крестить детей и прибщаться; мы прежнюю свою веру не оставим. Мы решились креститься, а живем все так же, как и прежде: шаманим и проч.» На убеждения миссионера к обращению, они наконец сказали: «пожалуй, крести и приобщай нас; но мы, если вздумаем, при тебе же будет шаманить». — А шаман сказал ему: «я готов идти в огонь к диаволу, а шаманства не оставлю; хочешь — крести и приобщай других; я не удерживаю». Целых два дня миссионер старался образумить их, но не мог ничего сделать, и потому принужден был оставить их. Но, повидимому, как ни сильна над ними сила князя тьмы, Господь сохранил Себе и между ними чад света. Когда миссионер, кончив с ними беседование, пришел в свою квартиру (в которой, впрочем, не отказали ему), к нему пришли, один по одному, четверо молодых мужчин и говорили: «жаль нам стариков, что они не хотят знать Бога, а мы при них не смеем вызываться; но ты окрести наших детей и нас причасти; мы приедем в следующее селение». И точно, приезжали с детьми и женами, в числе 11 душ, и получили просимое. А это ведет к заключению, что есть и еще подобные им в числе отпадших.
Во время поездок своих по Нушегакскому приходу, миссионер вновь присоединил к церкви 109 человек разных поколений, из коих многие сами, без всякого приглашения, приходили за тем к миссионеру. По 1848 год в Нушегакской церкви считается всех прихожан (и с отпадшими) 1040 душ, в том числе не туземцев только 18.
О Чукчах. — Анадырский миссионер, с которым я виделся в Гижиге в начале 1847 года, в течение того лета делал поездку к устью реки Анадыра, и во время сей поездки он окрестил 74 человека, в числе коих 22 человека (5 семейств) оленных (кочующих) Чукоч, которых до того миссионеру еще не случалось крестить.
В числе крестившихся оленных Чукоч замечателен один старик Мыта, который в 1845 году не только не показывал никакого расположения к принятию христианства, но и с миссионером обошелся очень недружелюбно — но ныне, при свидании с ним, обошелся ласково и потом крестился сам и жена его.
О Колошах. — Колош в прошедшем 1848 году окрещено только 35 человек, по их собственному вызову. Наконец, с помощью Божиею, к общему удовольствию всех крещенных и частью даже некрещенных Колош, 26 апреля сего 1849 года совершено мною освищение построенного для них храма, при стечение всех жителей здешнего их селения и некоторых приезжих. Очень мнопе из них приходили к службе и в первые семь дней после освящения, и в последующие за тем праздники. Заметили, что многие ходят с охотою, но особенно двое — старик и молодой, которые, кроме того, усердно молятся во время службы и уходят из церкви после всех. С первого дня освящения церкви, Евангелие и Апостол читаются на их языке, а также Символ веры и молитва Господня, и за каждою литургиею на их языке говорятся поучения. Можно надеяться, что теперь, когда есть у них храм, при содействии Божием, христианство между ними будет распространяться и утверждаться более и более.
Выписка из донесения Атхинского священника, — Во время исправления церковных треб на острове Атхе, в ноябре 1846 года, один из Алеут, именно Никита Хорошев, поведал мне при исповеди: «Когда священники говорят поучения о Боге вообще, тогда — или можно сказать, всегда — я не верил словам их и думал, что они это сами от себя выдумывают; потому и оставался всегда с сомнением. Таким образом, я раз отправился на байдаре на восточную оконечность острова Атхи за запасением (пищи). Это было осенью. Здесь нас держали ветры долгое время. Во время прожития моего здесь, я ужасно сделался нездоров внутренностию и ушибами, и лежал долго. Напоследок сделался очень труден, так что живший со мною товарищ в шалашике совсем отчаялся в выздоровлении моем и я также сам отчаялся, потому что не мог шевелить ни одного члена своего. Таким образом, лежащему на постели в шалашике недвижимо, раз вечером пришло мне на мысль: если есть точно Бог, про Которого нам говорят священники и учат, что Он премудр и все может, — то исцелил бы Он меня от сего несчастного моего положения; тогда бы я точно уверовал в Него, и перестал бы иметь о Нем сомнения. С сими мыслями я заснул вечером, и спал без пробуду всю ночь до утра. Утром я проснулся и чувствую, что-то мне стало легко; я встал с постели на ноги, и без помощи других начал ходить. Сперва я не верил самому себе, что точно-ли это я, или не мечта-ли это? Ибо я не думал в столь короткое время выздороветь и был почти мертв. Когда же увидел я, что это не мечта и что это-я, тогда как будто раскрылись мне глаза, и я стал крепко верить учению, и с тех пор боюсь иметь какое-либо сомнение о Боге. Когда он кончил свой рассказ, я спросил его: точно-ли это было над ним? Он говорил, что точно, и не лжет, и клялся именем Божиим. Тогда я, вместе с ним, припал к образу Спасителя и крепко блатодарил Бога, что Он не карает нас за неверие, а долго терпит и приводит грешника в чувство, и дает ему время на покаяние. После того я, призвав его к себе в дом, заставил, еще при тоене и нескольких, старшинах повторить весь его рассказ, сколько для удостоверения, столько же, и еще более, для назидания других. И он разсказал все, прежде сказанное им, подробно, со слезами»[135].
Поручая себя молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть с сыновнею преданностью и любовью, Вашего Высокопреосвященства, Милостивейшего Архипастыря и отца, нижайший послушник
Иннокентий, Епископ Камчатский.