этими баталиями, которые происходят в режиме реального времени из удивительного, небывалого в мире Центра управления боевыми операциями Министерства обороны!

Во время уникального управления стратегической авиационно-космической операцией присутствовал президент Путин. И мы увидели в нём военного лидера. До этого мы считали Путина крупным политическим лидером. Ведь это он прекратил парад суверенитетов. Это он, Путин, был символом возвращения Крыма в лоно России.

Мы знали Путина как духовного лидера. Это он выступал за сбережение традиционных ценностей. Патронировал развитие в России православной, мусульманской, иудаистской религий. А сегодня мы увидели военного лидера, который вёл управление сложнейшей боевой операцией. Интеллект, воля, неуклонное желание победить, вводить в дело всё новые и новые контингенты разящего российского оружия. Он приказал командующему военно-морскими силами взаимодействовать с группой французских кораблей во главе с авианосцем «Шарль де Голль». И не как с партнерами, не как с сотоварищами по борьбе, а как с союзниками. Это глубинная форма взаимодействия. Само упоминание союзнических отношений между Россией и Францией возвращает нас к временам эскадрильи «Нормандия-Неман». К тому времени, когда мы вместе с французами били в русском небе фашистов. Когда русский корпус ушёл из России под Париж, и там почти весь лёг костьми, защищая французскую столицу.

Франция первой из европейских стран вошла с нами в серьёзную военно-стратегическую коалицию. Европа, которая ожидает повторения террористических атак, взволнована, перепугана. Она меняет контуры своих границ, находится в состоянии возбуждения, и я не сомневаюсь, что вслед за Францией и остальная Европа откликнется на наш призыв и составит с нами крупномасштабную военно-политическую коалицию по разгрому ИГИЛ. Европа очнулась, она несёт наказание, кару за свое легкомыслие, за веру в либеральные мифы.

Удар по нашему самолёту — это удар по нашим устоям, по нашей государственности, желание сдвинуть пласты, перессорить народы, расколоть нашу державную общность. Этого не случилось. Россия по-прежнему едина.

Двигаясь по сегодняшним политическим собраниям, «круглым столам», встречаясь с людьми на улице, я чувствую, что происходит долгожданная духовная мобилизация. Это не та мобилизация, которая выстраивает длинные очереди у военкоматов, куда резервисты приходят с вещами. Нет. Это мобилизация духа, мобилизация психологии, глубинных энергий, которые заложены в наше сознание. Мы долгое время были слишком легкомысленны, расслаблены, слишком гонялись за потреблением, увлекались дурацкими сериалами или бессмысленными ток-шоу. Сейчас этому приходит конец, и наши люди становятся серьёзнее, глубиннее, зорче, их всё больше интересуют духовные богатства, накопленные великой российской историей.

В наших народах по-прежнему живут коды, в которых они находят форму для своего исторического существования и творчества. Сегодня наше государство входит в сверхплотные слои русского исторического времени. Опять в нашем сознании царит государственная идея — служение нашему Отечеству. Опять мы исполнены оборонного сознания — зоркого, пристального слежения за всеми угрозами и опасностями, которые на нас надвигаются.

Не стоит дразнить русского медведя — он не любит, когда в его царстве взрываются бомбы. Русский медведь протягивает свою могучую когтистую лапу и сгребает всех своих обидчиков, в каком бы районе мира те ни находились.

Государство Полярной звезды[74]

Недавно на государственной комиссии по развитию Арктики вице-премьер Дмитрий Рогозин заявил, что санкции, объявленные Западом против России, — навсегда. Рогозин — откровенный патриотический политик, который часто формулирует то, о чём умалчивают другие. Рогозин знает, что говорит. И место, которое он выбрал для заявления, абсолютно соответствует серьёзности высказанного суждения.

Сегодня Арктика — это плацдарм новой российской экспансии. Русский мир, компенсируя уход России из южных широт, создаёт в полярных широтах новую арктическую цивилизацию, цивилизацию Полярной звезды. Здесь, в Арктике, на шельфе добывают нефть и газ. Добыча будет производиться с помощью грандиозных платформ, которые опускаются своими стопами на дно Ледовитого океана, и в условиях мерзлоты, вечной тьмы и полярных бурь польётся нефть и потечёт газ.

Создание плавучего полярного града является чрезвычайно сложным, деликатным и не всегда посильным для нас, русских, делом. Платформы должны выдерживать сверхнизкие температуры, при которых лопается сталь. Должны быть оснащены причалами, к которым швартуются гигантские супертанкеры, наполняясь нефтью или сжиженным газом. Эти платформы должны обладать такой навигацией, которая даже во время бурь и штормов обеспечит швартовку вплоть до миллиметра. Здесь не обойтись без космических средств управления. Некоторые технологии, которые потребуются для создания этих городов, мы станем заимствовать на Западе. И потому санкции, которые отрезают от этих технологий, чрезвычайно болезненны для нас, русских.

Арктика является районом, где базируются наши стратегические подводные силы. И сам Ледовитый океан — это чаша, в которой непрерывно, невидимо для глаз под ледовым покровом вертится карусель подводных лодок. Американских ПЛАРБов, русских «стратегов», подводных ракетоносцев многоцелевого назначения, способных с помощью торпед или крылатых ракет топить лодки врага. Создание этого флота, создание систем, обеспечивающих его функционирование, — великое арктическое дело. И «Севмаш» — знаменитый священный советский завод, что сегодня производит потрясающей силы и красоты «Бореи», — нуждается в технологиях, которыми мы обладаем не в полной мере. Нуждается в прецизионных станках, в новых материалах, в современных системах организации производств. И санкции, которые вводятся против России, болезненно сказываются на работе наших оборонных предприятий.

А само создание арктической цивилизации вдоль ледовой кромки, мимо которой в ближайшем будущем пойдут караваны судов по Северному морскому пути? Это сложнейшая система локации, опознавания, посёлки комфортного жилья, научно-исследовательские ледовые станции… Всё это основано не на опыте челюскинцев или папанинцев, а на абсолютно новом технологическом уровне, где исследования и обеспечение ведут с помощью новейших технологий, многие из которых у нас пока отсутствуют. И мы вынуждены искать их на Западе, что делает санкции против нас и в этой области очень болезненными.

Месторождения наших углеводородов находятся не только в Татарии или Башкирии, но и в Уренгое, в Заполярье. Рынком сбыта для наших углеводородов является Европа. Туда проложены наши газопроводы, туда тянутся пучки стальных труб. Потеря этого рынка для нас очень болезненна, а то и катастрофична. И мы боремся за этот рынок, стремимся на нём задержаться, расширить, увеличить свои поставки. Меры, направленные на отсечение от углеводородного рынка, чрезвычайно чувствительны для нас.

Потому санкции, которые будут продлеваться и продлеваться Западом, являются постоянно действующим мучительным, болезненным фактором. Само по себе появление санкций есть результат развития и становления государства российского, пережившего период страшного упадка, зависимости от Запада и находящегося в новой стадии: стадии взрастания, возвышения. Мы выдавливаем Запад из своих исконных зон, куда он пришёл после краха Советского Союза. И это вытеснение сопровождается острейшей борьбой, идеологическими столкновениями.

Санкции, которые Запад объявляет нам, — следствие гигантских идеологических схваток, в