о чем она мне сигнализирует, заставляя себя улыбнуться, когда смотрю на Анику и Елену, которые уже выглядят расстроенными.

— Я просто собираюсь в путешествие, — твердо говорю я им. — У меня не было отпуска целый год. Вы можете в это поверить?

Аника хмурится, явно не совсем купившись на мою историю.

— Куда ты едешь? — Многозначительно спрашивает она, и я опускаюсь до ее уровня, как будто рассказываю ей секрет.

— Дядя Макс везет меня показать, где он вырос. Я привезу вам сувениры, обещаю.

— Когда ты вернешься, Са-ша? — Спрашивает Елена, и в ее голосе появляются характерные жалобные нотки, которые говорят мне, что она близка к тому, чтобы разрыдаться.

— Скоро, — обещаю я ей. — Мы оставили это открытым, так что это может быть весело и спонтанно! Взрослым иногда нравится это делать. Когда ты вырастешь, ты тоже так сможешь.

— Когда я вырасту, ты возьмешь меня с собой в отпуск? — Требует Аника, и все, что я могу сделать, это сдержать слезы, которые наворачиваются на глаза.

— Да, — твердо обещаю я ей. — Обязательно. И на этот раз я сделаю много снимков, так что, когда я вернусь, будет почти похоже, что ты все-таки была со мной.

Я вижу, как Макс входит через заднюю дверь, и быстро обнимаю их обоих, стараясь не делать из этого большого спектакля, чтобы они не поняли, что что-то не так. Катерина оставляет их с Рейчел, когда они с Виктором провожают нас на улицу. Лицо Катерины морщится, как только мы выходим из дома.

— Позаботься о ней, Макс, — шепчет она, крепко сжимая меня. — Возвращайся, как только сможешь.

— Мы вернемся, — обещает он, забирая мою сумку и передавая ее водителю. — Давай, Саша. Нам нужно идти.

— Будь осторожен, — говорит Виктор, его лоб наморщен от беспокойства, когда мы с Максом направляемся к машине.

Ни Макс, ни я ничего не говорим по дороге к самолету. Моя паника резко возрастает, и я не могу избавиться от беспокойства, что он не хочет, чтобы я была здесь, что я убедила его против его воли взять меня с собой, обвинив его в этом. К тому времени, как мы садимся в самолет, я близка к настоящей панической атаке, на мой взгляд, все это слишком напоминает полет на конспиративную квартиру в России.

— Эй… — Макс поворачивается ко мне, и прежде, чем я успеваю осознать это, он притягивает меня в свои объятия, прижимает к груди, когда мы стоим в проходе самолета. — Ты в порядке. Все не так, как раньше. Никто не приедет за тобой в поместье. Мы будем спрятаны и в безопасности, никто не узнает, что мы там, кроме Виктора и Катерины. И мы ненадолго, я обещаю. Виктор знает, как с этим справиться.

Я киваю, с трудом сглатывая, борясь со слезами, и меня внезапно захлестывает волна эмоций, из-за которых я чувствую, что нетвердо стою на ногах. Все это время Макс был рядом со мной. На каждом шагу он утешал меня, защищал и спасал. Он пролил за меня кровь. Нарушил свои клятвы ради меня. Каждое мгновение, проведенное с ним, доказывает все больше и больше, что он именно тот человек, которым я его считаю, человек, которому я доверяю больше всего на свете.

— Я люблю тебя, — шепчу я, глядя на него снизу вверх, не в силах сдержать слова. Они срываются прежде, чем я успеваю подумать, подходящий сейчас момент или нет, но я не уверена, что это имеет значение. Это правда, и что бы ни случилось дальше, я хочу, чтобы он это знал.

Больше всего я хочу, чтобы он сказал это в ответ. Но его лицо напрягается, его руки ослабевают вокруг меня, когда он отступает, и я знаю, что его ответ будет не тем, что я хочу услышать.

— Ты не можешь любить меня, Саша, — тихо говорит он. — Я тебе не подхожу, и никогда не подойду.

— Я… — начинаю говорить я, но он качает головой, поднимая руку, чтобы я дала ему закончить.

— Я несостоявшийся брат, Саша. Несостоявшийся священник, несостоявшийся человек. — Его глаза выглядят усталыми, темными и печальными. — Сейчас я нарушил все клятвы, кроме одной, и когда мы доберемся до Италии, это будет все, что я смогу сделать, чтобы меня не убедили нарушить последнюю. — Медленно он делает шаг ко мне, но не протягивает руку, чтобы прикоснуться ко мне. — Я буду защищать тебя ценой своей жизни. Это единственное обещание, которое я все еще могу сдержать, но Саша… — Он втягивает воздух, его челюсти плотно сжаты. — Я не могу снова прикоснуться к тебе, и ты не можешь любить меня. Ты просто… ты не можешь. В конце концов ты только пожалеешь об этом.

Что-то разрывается внутри меня, тяжелое и давящее на меня, когда вся боль прошедшего года обрушивается разом с этим последним разочарованием, почти невыносимым.

— Это не то, что можно исправить, — тихо говорю я ему, смаргивая слезы. — Я полюбила тебя с тех пор, как ты был рядом со мной вскоре после того, как я присоединилась к семье Виктора. Я любила тебя в России, и я полюбила тебя в первый раз, когда поцеловала тебя, и я любила тебя прошлой ночью. Я любила тебя каждое мгновение между ними. Я… — я качаю головой, с трудом сглатывая, когда смотрю на него снизу вверх, глаза наполняются слезами, которые я не могу сдержать. — Ты можешь установить дистанцию между нами, ты можешь сказать, что мы не более чем друзья, и так и должно быть, но я не могу перестать любить тебя. И что бы ни случилось дальше, я никогда никого не буду хотеть больше, чем тебя.

Его лицо выглядит потрясенным, но прежде, чем он успевает заговорить, я слегка приподнимаюсь на цыпочки и нежно целую его в губы. Я закрываю глаза, снова наслаждаясь прикосновением его губ к моим.

А потом, не говоря больше ни слова, я иду по проходу в спальню, одна.

23

МАКС

Я позволю Саше надолго остаться одной. Я испытывал боль и горе на протяжении многих лет. Когда-то я думал, что ничто не может ранить так сильно, как предательство моего младшего брата, а затем потеря моих родителей. Потеря моего старшего брата соперничала с этим, горе было настолько глубоким, что я думал, что никогда не оправлюсь от него.

Это другое.

Я никогда раньше не был влюблен. В меня никогда никто не был влюблен. Я ожидал, что всю свою жизнь