волнуется. Просто я не за беспокойством пришла, а за вот этим — за страстью, за нежностью, за ощущением того, что я желанна…

Он сам сказал — мы еще столько всего не попробовали!

Алвис сам расстегнул ремень и приспустил брюки, выпуская на свободу уже налившийся, твердый член.

Он был сейчас перед моими глазами, так близко. Я сглотнула и облизнула пересохшие губы. Сейчас, когда я знала, сколько удовольствия мне может принести эта часть тела, он казался красивым.

Я втянула ноздрями едва ощутимый запах — запах мужской плоти и желания, снова нервно сглотнула, и желая попробовать, и не решаясь…

— Милдрит, — вмешался сверху Алвис, — если ты не хочешь, ты не обязана…

Не знаю, что он там собирался еще сказать: я так полоснула его взглядом, что он тут же осекся, и замолчал, и дернулся свести колени и прикрыть ладонью самое дорогое…

Некоторое время мы оба молчали, буравя друг друга взглядами. А потом так же синхронно рассмеялись.

Алвис откинулся на спинку кресла, уронив руку на глаза, я давилась смехом, уткнувшись лицом в его бедро и обняв колени.

И смех смыл напряжение, оставив облегчение и чувство вседозволенности.

А я повернулась и потерлась щекой о член — мимоходом отметив, какая мягкая у него кожица, какой он горячий и приятный на ощупь. И поцеловала его, поймав эмпатическим даром волну пришедшего от Алвиса возбуждения, и с чувством глубокого удовлетворения почувствовав, что ему больше не до смеха.

Ага!

То-то же!

И я решительно лизнула мужскую плоть языком, повторяя то, что делал со мной Алвис. Пробуя его на вкус, делая, что в голову взбредет. Чутко вслушиваясь в реакции мужчины и повторяя то, что доставило ему особое удовольствие.

Алвиса разбирает, он толкается в мой рот, хрипит, сжимает кулаки, командует… Забывает, что с ним приличная девушка я, с которой надо бережно, деликатно и не нарушая этикета. И я отдаюсь полностью в его власть. Его желаниям, его удовольствию, его словам и рукам. Я насаживаюсь горлом, стараюсь принять его всего, я не дышу, когда он требует, и дышу, когда позволяет. Я целую и сосу. Глажу языком и руками. Сжимаю и снова целую.

Сглатываю вязкую слюну.

Меня не смущает то, что я делаю и как при этом выгляжу.

Меня ведет, и я изнываю от возбуждения.

Я не ожидала, что в том, чтобы доставлять кому-то удовольствие — столько удовольствия.

Я не ожидала, что для меня в этом окажется столько любви.

Я готова сейчас сделать для него всё.

Я… я люблю тебя, Алвис.

И когда наслаждение Алвиса в моих ощущениях приближается к кульминации, он подхватывает меня на руки и несет на кровать. Чтобы там, вдавив меня в постель своим телом, целовать, вылизывать, пожирать мой рот, который только что дарил ему удовольствие — и толкаться, толкаться, толкаться в меня, иногда останавливаясь и пережидая. А затем снова и снова брать меня с напором и силой, которой отвечала моя собственная сила и моя жажда любить друг друга. Сплетаться телами.

Пока звезды не вспыхнут и не выжгут все своим белым пламенем.

-

Алвис после занятий любовью — это какой-то отдельный вид дракона. Подвид “ленивый, котообразный”: он растекается по кровати, и в это время с ним можно делать что угодно, он на все согласен. Я нахально пользуюсь: глажу дорожки чешуи, которые специально для меня проявляет дракон, перебираю пряди темных жестких волос, целую смуглую кожу в порыве нежности… Или щекочу — в порыве вредности, попутно расспрашивая обо всяких глупостях. И не так уж важно, о чем именно мы говорим, мне просто нравится с ним разговаривать. А иногда — наоборот, я растекаюсь по измятому белью, как медуза на пляже, и тогда уже он отводит душу.

Но сейчас медуза — Алвис, и я, усевшись на бедра ему, лежащему на животе, тискаю его, как огромную игрушку.

— Алвис, скажи, а зачем вообще драконам академия?

Он расслабленно усмехнулся, млея под моими ладонями:

— Не поверишь… Драконам, в большинстве своем, просто нравится возиться с молодняком!

От удивления я перегнулась, пытаясь заглянуть ему в глаза, но удалось посмотреть только в один, темный, блестящий, и восхитительно бесстыжий. Второй был прижат к подушке.

— Так у вас же для этого маленькие драконы есть!

— Скажешь тоже… — он выгнулся, подставляя спину, — Ага, и вот здесь почеши… Драконышей мало. И к каждому прилагается несколько тонн чешуйчатой зубастой мамаши, которая к своему сокровищу никого, кроме его отца, близко не подпустит… По крайней мере, пока сама не наиграется!

Я захихикала, а Алвис продолжил:

— На самом деле, мы сюда пришли по разным причинам, кто зачем. Для Адамины и Алруны их оранжереи и библиотека — те же самые сокровищницы. И одна, наконец, смогла развернуться во всю ширь своих крыльев, заполучив много дармовой магически одаренной рабочей силы, а вторая под предлогом “Это нужно для будущих магов!” загребла под себя всё книжное дело, до которого дотянулась. Ауда Эйнар уговорил попробовать преподавать, а потом старик втянулся — уверен, на это наш ректор и рассчитывал. А Халле влюбился. Но стоило ему начать брачный танец перед своей избранницей, как она велела ему сперва потренироваться на человеках. А спорить с драконицей-которая-уже-всё-решила — выйдет себе дороже. В последнее время среди дракониц это стало распространенной практикой, прежде чем заводить с драконом общего детеныша, посмотреть, как он справляется с чужими. И мне, хоть убей, мерещится, что здесь опять-таки помелькала кое-чья бронзовая чешуя.

Я умилилась — с такой отчетливой ноткой дружеской гордости прозвучало это обвинение.

— А ты? — я улыбнулась Алвису в затылок. — Зачем в академию пришел?

— Мне просто нравится делиться знаниями. Понимаешь, я так сам лучше изучаю темную магию. А ты? Как ты пришла в академию?

— Я не похожа на того, кто сможет откуда-то сбежать и благополучно куда-то добраться, да? — Я понимающе улыбнулась, и удовлетворенно заключила: — Вот на это я ставку и делала!

Алвис хмыкнул в подушку:

— Эльф, купальни, драка в библиотеке, драка подушками… На месте твоих родителей я бы не слишком верил в твою беспомощность!

— В библиотеке начала не я, сколько повторять! — Я сердито поджала губы.

— Ага! Значит, драка подушками — это, всё-таки, ты!

Свирепо засопев, я подавила желание стукнуть коварного змея. И вздохнула:

— Родителям я свои возможности не демонстрировала. Я вообще дома была эталонной девицей благородного происхождения: благовоспитанная и послушная. Это уже после побега… Встала на путь порока!

Алвис подо мной хрюкнул, пытаясь сдержать смешок. Мог бы и не сдерживать,