– Боже мой, Марк!

– Я в порядке.

Но мне так не казалось. Меньше чем за сутки в его легких прочно обосновался тяжелый кашель. И дальше могло стать только хуже. Ирени в свое время рассказала нам массу страшных подробностей о подобных вещах: «На высоте свыше восьми тысяч метров кровь превращается в сироп, а мышечная масса тает, и ваше тело становится дряблым кожаным чехлом».

– А Ирени осматривала тебя?

– Я в норме. Я сказал ей, что всё хорошо. Так оно и есть.

Я изучал горки камней и чортэны, украшенные молитвенными флажками, в поисках имен, которые могли принадлежать украинцам Тьерри. В то утро Марк попросил меня сопровождать его к этому скоплению памятных знаков, но настроения у меня не было. «Именно там она впервые и увидела ЭТО», – думал я.

– Собираюсь вернуться сюда в следующем году. Попробую взойти на вершину. – Он улыбнулся, и кожа на его острых скулах натянулась. – Ты тоже можешь поехать. Снимешь об этом документальный фильм.

– Правда?

«А почему бы и нет? Ты ведь у нас киношник, не так ли, парень с Эйгера?» – я уже мог себе это представить. Если голливудские фильмы в основном выдержаны в духе «рассказ об отце и сыне», у меня получилась бы сногсшибательная история матери и сына. Тьерри мог ее смонтировать, отредактировать и снабдить душещипательным саундтреком, чтобы манипулировать эмоциями зрителей. «Только для этого не нужно ждать следующего года, не так ли? – прозвучал голос в моей голове. – Этот смачный сюжет у тебя есть уже сейчас».

В груди начало нарастать напряжение. Я понимал, что это такое. И старался не обращать внимания.

– Правда. Я все равно не смогу замалчивать это вечно. Люди в любом случае узнают, что я был здесь. И я действительно намерен попытаться взойти на гору. И достичь того, что не удалось моей матери. – Он прокашлялся. – Вряд ли отцу это очень понравится. А еще я установлю тут памятную табличку Джульет. Она заслуживает этого, правда?

– Да.

– И она не была сумасшедшей, Саймон?

– Нет, приятель, не была. – Давление у меня в груди росло.

– Но… но, если бы не я, она бы тут не оказалась.

– Это неправда. Ты сам поднялся сюда, Марк. И знаешь, что нельзя сделать это ради кого-то другого, только ради себя.

«А это правда? Хрен его знает, но звучит классно».

– Как бы там ни было, если хочешь найти виноватого, вини тогда тех журналистов, которые устроили ей веселенькую жизнь, распространяя о ней сплетни.

– Да. Да. Ты прав. Просто мне очень хочется точно узнать, что тогда произошло.

– Может быть, мы никогда этого не выясним. Порой такие вещи случаются.

«Саймон Ньюмен: рафинированная мудрость».

– Есть же еще те, вырванные из дневника страницы.

– Что?

– Ну, те последние странички дневника. Может быть, она вырвала их, чтобы взять с собой на вершину и не тащить туда весь дневник. Может быть, она написала там что-то, когда была в высоких лагерях, и эти страницы до сих пор лежат на ее теле.

Он пожал плечами.

– Всё возможно. Просто… А что… что, если она действительно видела только то, что хотела увидеть?

– Я тебя не понимаю.

– Ее внутренний голос подсказывал ей, что она идет на вершину с неверной мотивацией. Я думаю, он пытался предупредить ее. А у той сущности – у этого – были обморожения. Худший из ее кошмаров. Возможно, она, как и Уолтер, знала… – Его заставил прерваться еще один приступ кашля. Он похлопал себя по груди рукой в перчатке. – Я сам не знаю, о чем говорю. Наверное, о том психологическом грузе, который она взвалила на себя, когда этого не нужно было делать.

– Она пыталась вновь обрести себя.

– Да. Восстановить свою репутацию, – резко бросил он.

– Время само уладило этот вопрос, не так ли?

– Да. Это правда. Сейчас люди ею восхищаются. Саймон… я ведь смогу это сделать, правда?

«Стоп, не говори этого!» – попытался я себя предостеречь. Но слова вырвались сами, прежде чем я успел остановиться.

– Я тоже пойду с тобой, Марк.

Может быть, в глубине души я планировал это с того момента, как услышал о теле Джульет? Не исключено, но тогда это показалось мне правильным решением. Марк стал мне другом, но у меня также была какая-то связь и с Джульет. Я знаю: ей не хотелось бы, чтобы Марк пошел туда один.

Или же я просто не мог упустить такой замечательный шанс. Марк нуждался в облегчении. А я – в том, что можно отдать Тьерри. «Ты должен мне», – говорил он.

А как насчет вершины?

Марк уставился на меня с отвисшей челюстью.

– Что?

– Я собираюсь пойти с тобой. Чтобы найти твою маму. Встретиться с Джульет.

«Возьми свои слова обратно. Еще не поздно», – умолял я себя.

«Нет».

– Но почему?

«Да, Саймон, вот именно – почему?»

– Не думаю, что тебе следует отправляться туда в одиночестве.

– Со мной будет Мингма.

– Да, я знаю… Просто дело в том… Когда я прочитал дневник Джульет, мне стало казаться, что я был с ней знаком. – Я настолько приблизился к правде, насколько мог себе позволить.

– Так ты действительно сделаешь это? В смысле, пойдешь со мной?

– Да.

– Но тогда у тебя не будет шанса подняться на вершину.

– Вершина никуда не денется, и, как ты сам говорил, мы можем приехать сюда на следующий год.

Он фыркнул.

– Даже не знаю, что сказать.

– Скажи «да».

– Да. – А потом он обнял меня.

В ту ночь я снова был у себя в «Мишн: Кофи», работал вместе с Эдом: мы с ним бодро размалывали свои пальцы в кофемолке, чтобы обслужить клиентов. Затем бац! – и я в нашей квартире, сижу, развалившись на диване, а Тьерри рвется приветствовать меня на четвереньках, как собака, и держит в зубах книжку Джона Кракауэра «В разреженном воздухе»[73]. В моей комнате на матрасе сидели Эд, мой отец, Кентон и Марк; хихикая, они листали эротический журнал. Они показали мне обложку с фотографией Джульет. В панике я пытался предупредить их, что они должны спрятать журнал, – сюда шла Ванда, – но не мог вымолвить ни слова.

Мое подсознание не могло выразиться более красноречиво, даже если бы очень постаралось.

Тадеуш переводил взгляд с меня на Марка и обратно. Как всегда, я не мог определить, о чем он сейчас думает.