На допросах, последовавших после одного из возвращений этой «бабы» из Швеции, складывалось впечатление, что она пытается оговорить многих людей, которые видели ее в первый раз. «Еще не можем подлинно ведать, — докладывал царю Огильви, — ежели женщина оная всех помянутых людей правдою обносила, или нет, понеже она блятка и з досады много говорити может; а то правда, что пятью [пять раз] в Гродню от короля швецкого прислана, что она признала, и для того ее для обрасца казнить велю»[414]. Заметим, что здесь наряду со словом шпеонка дважды употреблено слово шпег, естественно, с отрицательной коннотацией.

У царя Петра поспешное решение о казни шпионки вызвало недоумение и вопрос о том, нельзя ли через нее узнать о других шпионах, «которые покроются ее смертью, и у нас враги внутрь останутца». Он пишет: «Бабу шпионку, которая обличилась и разыскиваете, то зело изрядно; а что тут же пишете, что хощете оною казнить, и то зело противъно, ибо пишете, чтоб Францышку и протчих арестовать, а когда оная кажнена будет, то в ту пору, что с ними делать будете, и хто будет праф или виноват? Тако ж может быть, что еще и иныя есть, которыя все покроютца ее смертью, и у нас враги внутрь останутца, которая тем ворам ослаба яко нарочъна от вас им учинена будет. Чего для отнюдь не казнить, но пытать и держать еще ради лутчего розыску до указу»[415]. Несмотря на распоряжение «не казнить, но пытать», так и не было выяснено, с кем была организована переписка Карла XII: со шведскими военачальниками, содержавшимися в русском плену, или с иностранцами — «немцами», находившимися на русской службе, или это — самооговор человека, дававшего показания под пыткой.

От существительного шпег был образован термин шпегование — ‘шпионство’. А. И. Дашков, резидент при польском примасе Шембеке, сообщал в письме от 8 ноября 1707 г. ведавшему посольскими делами Г. И. Головкину о жалобах поляков на племянника Мазепы Войнаровского, разорявшего местности коронного мечника графа Денгофа, и о невозможности этому воспрепятствовать: «Казаки команды Вейнеровского полку Полтавского разорили так ево местности, что ни при чем подданным пребывать; кони, скот и все, что было, побрали… И сила в житье моем здесь малая, толко всяко приходит и просит, чтоб была справедливость. И мне от кого на войско справедливости чаят? Вы изволили удалится и ответ на писма тяжело. Не токмо чтоб была сатисакция в делах, и мне болши приписывают: для шпегования живу и не для управления… Ведомости зде посторонние имею, что король швецкой посылал до короля пруского с прошением, чтоб ему позволил пройтить чрез Прусы ево; которой весма отрекся и не позволил. Швед имеет намерение, чтоб итить, как реки замерзнут»[416]. Слово шпегование не закрепилось в русском языке, не стало термином разведки.

Боевое управление морскими силами — гребными и парусными судами — в годы Северной войны осуществлял командующий флотом (в последующем командующие эскадрами), от которого с началом боевых действий высылался специально назначенный корабль (или группа кораблей) для добывания данных о силах флота неприятеля и оборудовании театра военных действий. Речь идет о корабельной разведке, которая в период войны со шведами велась эпизодически и посылка кораблей осуществлялась лишь с личного приказа или разрешения царя. Весной 1705 г. вице-адмирал норвежского происхождения Корнелиус Крюйс был назначен командующим Балтийским флотом и командиром сухопутных частей на острове Котлин. Главной задачей Крюйса было не допустить захвата острова шведским десантом, что грозило полной блокадой устья Невы и уничтожением строившегося Санкт-Петербурга. В мае 1705 г. командующий Балтийским флотом вице-адмирал Корнелиус Крюйс испрашивал разрешение у Петра I (который имел младшее адмиральское звание шаутбенахта) провести корабельную разведку: «Також позволишь ли Государь, чтоб в июле и августе галеру, шняву [небольшое парусное торговое или военное судно] или бригантину для ведомости выслать, чтоб про неприятеля проведать, також как далеко оным судам за твои порубежные места ходить?»[417]

К корабельной разведке следует отнести глаголы крейсировать, крейсовать, крейсить (гол. kruisen, англ. cruise, нем. kreuzen, фр. croiser) в значении ‘нести охранную и разведывательную службу в море, плавать по определенному маршруту’, а также существительные крейсирование и крейсерство в значении ‘охранная и разведывательная служба в море’[418].

Из Указа капитанам Валронту и Веселю о крейсерстве от 20 апреля 1712 г. узнаём: «По указу Е.Ц.В. сим предписывается Яну Валронту с получения сего вместе с капитаном Весселем со вверенными им Е.И.В. кораблями вступить под паруса и отправиться в крейсерство между Гаривалдаем и островом Биорко, по фарватеру по такой дистанции, чтобы все суда, идущия к Выборгу, были им видимы… Если увидите неприятельские корабли и будете вы на виду Кроншлота, а ветер будет восточный, так что выстрелов от вас не будет слышно, то должны в случае если будет их 1 или 2, то поднимать синий флаг на фор-стенге; если более, до 5 и 7, то поднимать такой же флаг и на грот-стеньге, а если до 11-ти и более, то и на крюйс-стеньге»[419].

Разведывательная служба на флоте «обрастала» своей специфической терминологией. Так, существительное бранвахт (гол. brandwagt, нем. Brandwache) вошло в наш язык в двух значениях: ‘cторожевое судно при порте или флоте, осматривающее подходящие суда и доносящее о приближении неприятеля’ и ‘несение караульной службы таким судном’[420]. «Шнявы и галеры, которыя посылаются на брантвахт или на заставу, стоят на зюдвестную сторону Кроншлота для защищения от брандеров или зажигательных кораблей»[421], — писал 30 мая 1705 г. «с фрегата Дефам у Кроншлота» вице-адмирал К. Крюйс А. В. Кикину, первому начальнику Петербургского адмиралтейства.

Из «Устава морского» 1720 г. следует, что от эскадры могут выделяться корабли для крейсерства и брантвахты: «31. Аншеф командующий должен давать некоторые сигналы партикулярным кораблям всем, дабы когда отлучатся от флота и паки придут, удобнее от крейсеров или брант вахты, или между собою узнаны были»[422].