– Идем! – сказала она и, не оборачиваясь, быстро пошла по коридору.

Ей пригибаться не приходилось. Роста Кавалерия была такого, словно подземный ход создавался первошнырами специально для нее. Рина не отставала. Последней, задыхаясь, спешила Суповна.

Рина была уверена, что они возвращаются в ШНыр, но Кавалерия остановилась у низкой двери. К двери вели три ступеньки, вырубленные, чтобы ее не подтапливало водой. Кавалерия нетерпеливо толкнула дверь. Дверь не поддалась. Пришлось ждать Суповну.

– Забухла дверка-то! Ну-ка я, девки! – Суповна коснулась сокола на своей укороченной нерпи, после чего легко открыла дверь толчком пальца.

На них пахнуло застоявшимся воздухом. Через десяток ступеней Суповна одолела еще одну дверь, и они вынырнули в парке, у Зеленого лабиринта. Рина и прежде видела тут заросший кустарником купол из камней и наполовину утопленную в земле наклоненную дверь, но как-то мало ими интересовалась.

По Зеленому лабиринту кто-то ходил. Издали еще по очертаниям фигуры – худощавой, с острыми плечами и довольно широким тазом – Рина узнала Алису. Алиса медленно двигалась между соседствующими стенками лабиринта и скользила по ним открытыми ладонями. Изредка замирала и делала шаг или два назад, сравнивая ощущения. Лицо у нее было напряженное, прислушивающееся к чему-то неуловимому, постоянно меняющемуся.

– Ну что? – спросила Кавалерия, когда они оказались рядом.

Алиса намотала на палец цепочку своих смертных жетонов.

– Пока пусто! – отозвалась она и, шагнув в заросли, исчезла.

– Я попросила ее проверить, не спрятал ли Горшеня улей в лабиринте, – вполголоса пояснила Кавалерия.

– Горшеня? – переспросила Рина.

– Да. Рядом с пропавшим ульем были его следы. Много. Кажется, он подошел, долго бродил вокруг, потом взял улей и исчез с ним вместе.

– Куда исчез?

– Непонятно. Горшеня прошел через лабиринт, а затем покинул ШНыр… Ушел куда-то к лесу! – Кавалерия махнула рукой.

– И улей с собой унес?

– Не знаю. Есть надежда, что он оставил его в лабиринте.

Рина, Суповна и Кавалерия ждали, какие новости принесет Алиса. На очки Кавалерии садились бабочки. Над лесом показался красный край солнца, когда из лабиринта опять возникла Алиса. Остановилась и веско покачала головой. Улья с пчелами в лабиринте не было.

Хоть улей и исчез, жизнь ШНыра продолжалась. После завтрака Рина отправилась в Копытово собирать с писателей продуктовую дань. Вела за повод ослика Фантома. Ослик был в толстой попоне с нашитыми карманами. Пристрачивала их Лена, хорошо управлявшаяся со швейной машинкой. Один из карманов был приспособлен под консервы, другой – под крупу и сахар, последние же два были свободного назначения, поскольку писатели такой народ, что запросто могли подсунуть шнырам что угодно, даже суп в подтекающей баночке.

Рина вела Фантома осторожно, стараясь лишний раз его не касаться, чтобы вдохновение не перехлестнуло через край. А то опять будет творить нетленку про маркиза дю Граца, за отсутствием с собой ноутбука наборматывая истории на диктофон телефона.

С Риной тащился недоубитый Гоша, навязанный ей Суповной как «мужская сила», однако Рина была убеждена, что когда придется перетаскивать по лестнице продукты, «мужская сила» вспомнит, что ей ничего нельзя поднимать, или притворится, что у нее развязался шнурок.

Эх! Как же скверно, что в ШНыре больше нет Сашки! Рина вспоминала, как Сашка, проверяя зарядные закладки, писал ей письма и подклеивал их скотчем к водосточной трубе где-нибудь в Бутове или незаметно привязывал веревочку с запиской к памятнику революционного студента, держащего револьвер с таким желанием стрельнуть, что напоминал Рине Лару. Лара имела привычку стоять с тяжелым арбалетом и, направив его в спину Максу, поправлявшему мишень, ныть: «Ма-а-а-аксик, кисочка-а-а! Ты не знаешь, я уже прицелилась? Можно уже куда-нибудь бабахнуть?»

Самое интересное, что Рина, без сирина, просто на метро, объезжала Москву и собирала Сашкины записки, заранее зная, что в них будет всего одна строчка: «Я тебя люблю!» Ничего длиннее Сашка не изобретал. Когда же Рина с досадой спрашивала: «Ну и как ты меня любишь? Можно хоть какие-то подробности?», он отвечал: «Ну как люблю? Так и люблю». – «Прекрасно! Но по каким параметрам я должна верить, что это именно любовь? Можешь описать подробно, как в книгах? Сердцебиение там, переживания, сутками не ешь, исхудал… Выплюни, пожалуйста, колбасу!»

Где-то ближе к Копытово Гоша споткнулся и рухнул на Фантома. Ослик же, повернувшись, ткнулся ему мордой в губы. Пока Гоша, отплевываясь, вытирался рукавом, Рина ждала последствий. И дождалась.

– А ты сама себя ругаешь? – спросил Гоша, пальцами вынимая изо рта ослиную шерсть.

– Это как? – спросила Рина.

– Ну стоишь перед зеркалом, бьешь себя по щекам, кричишь «Давай, ленивая скотина! Что ты сегодня сделал? Давай очнись, двигайся, живи, радуйся, совершай ошибки!».

– Нет! – осторожно ответила Рина. – А ты?

– И я нет, – смутился Гоша. – Это я просто так спросил. В порядке общего бреда.

Видимо, в порядке все того же бреда он сполз на траву и, призывая к себе дриад, на четвереньках двинулся в кусты. Тащить его на себе Рина не могла и кое-как взвалила Гошу на ослика, решив, что ему уже ничего не страшно. Гоша ехал на ослике, как Ходжа Насреддин, и, икая, выдавал глубокие философские обрывки.

«Ослик пробуждает в каждом его сущность. Так или нет? Почему тогда я, такая умная, брежу про маркиза дю Граца, дуэли и поцелуи, а Гоша становится каким-то Гегелем?» – ревниво подумала Рина.

Перед тем как отправляться к писателям, Рина заскочила в магазин. Суповна порой заказывала вещи настолько специфические, что писатели их не дарили. Хозяйственные перчатки, садовые удобрения в гранулах, жидкости для прочистки раковин. Оставив Гошу плакаться на ухо ослику, как он несчастен, потому что его никто не любит, а его никто не любит, потому что он несчастен, Рина толкнула сварную дверь.

Бытовую химию она приобретала обычно в одном месте – в магазине, стоящем на отшибе, – между автобусной площадью и писательским домом.

Хозяева этого магазинчика напоминали Рине сказку про Репку. Сказка это сказывалась примерно так. Лет пять назад из Донецка в Копытово прибежала мышка и нашла на пустыре в Копытово репку – огромный пустующий сарай с проваленной крышей. Что доисторические копытовцы собирались делать с этим сараем, так и осталось никому не ведомым, потому что за грандиозностью замысла все это забросили еще при Советском Союзе.