— Воровством только не промышляй, — толкнул его в бок Хорс.

— Что ж, доктор, не понимаю? — сутулился Даньша. — Только это тебе есть не нужно, а я люден простой, живот так и крутит. И что за радости от того спасения, ежели от голода околеть придется?

— От голода, положим, не околеешь, когда червонцы достанем.

— Лекарствовать станете?

— Не думаю, голубчик. Я ведь до сих пор в розыске, если только в столице не удовольствовались моим сюртуком, в чужой крови испачканном. И все равно, открываться опасно, да и незачем.

— Так я только кожевенное дело знаю! Разве еще могилы копать…

— Значит, будем копать, — уверенно ответил Хорс. — А вернее — раскапывать.

Даньша покосился с опаской.

Не диво, что не удивился, когда Хорс ухитрился подсунуть полуденницам перепачканной кровью их товарок сюртук — своей-то у него не было. Диво, что за время пути он окончательно уверился: с богами лекарь связан крепко-накрепко. Гаддашеву науку познал, мертвых научился поднимать, а теперь еще и через огонь прошел. Обмолвился как-то, что, может, Хорс и есть тот самый Триглав, что пробудился от сна в небесном тереме, да и спустился в мир? На это Хорс только отмахнулся — не шуйцей, а новой, из остаткой Железного Аспида слаженной десницей. Неказистая вышла рука, ржавая да многосуставчатая, точно паук, черными шнурами оплетенный. По ним, ведал Даньша, текла людова соль, но Хорс управлялся ею довольно ловко, будто родился с нею.

Лекарский дом нашли быстро, по наущению Хвата. Да что там за дом — хоромина не чета Червенским. Плохонькая, с латаной крышей, по окна в землю вошедшая. От лекаря брагой разило, едва только дверь открыл. Даньша даже нос заткнул и подбородок в воротник драной тужурки спрятал. Лекарь же оглядел путников мутным взглядом да едва перед носом засовы не запер.

— Постойте, милостивый государь! — Хорс ловко просунул ногу в дверную щель. — Мы не милостыню просить пришли, а работу просить. Не откажите!

— Нет никакой работы! — рыкнул лекарь. — Проваливайте, покудова надзирателя не позвал!

— Работа всегда есть, особенно у такого ученого господина вроде вас, — возразил Хорс. — Шли мы с помощником через Копыловский могильник, да видели, что два холмика совсем свежие, еще и надгробные столбы не поставлены. Городище у вас, гляжу, Мехрой-Костницей благословлен, работа, поди, всегда найдется.

— Так и ступайте к гробовщику! — лекарь предпринял еще одну попытку захлопнуть дверь, а Хорс потянул носом воздух.

— Мы не за этим пришли, — сказал, — а чую сейчас, сударь, как из вашего дома, позвольте заметить, кроме сивухи еще и отчаянной трупной вонью смердит. Не гневайтесь только, Мехры ради! Мы мастера с помощником, все сделаем без шума и лишних пересудов, не первый год в деле. Знаем, как ученым лекарям требуется помощь в столь щепетильном деле, как аутопсия.

— Чего?

— Вскрытие трупов, говорю, — поправился Хорс. — Гробовщик ведь что? Людову соль изымет, да и закопает покойного во славу Мехры. А живым тоже помощь требуется. Жизнь — она старшими богами дана, а вам, благословенным лекарям, требуется как можно дольше эту жизнь продлить. А как лечить, не зная, из чего люд состоит, какие в нем кости да внутренности наличествуют? А по трупу ведь можно еще узнать, от чего покойный преставился, чтобы в будущем не довести до летального исхода.

— Чего-чего?

— До смерти не довести. Не знал я ни одного лекаря, кто бы не нуждался в новом материале для изучения. Неужели вы своими руками, благословенными Матерью Гаддаш, заступы держать станете? Так и повредиться недолго, а то и в острог загреметь. Верно говорю?

— Допустим, — в блеклых глазах лекаря зажглось что-то похожее на заинтересованность. — А вы, стал быть, похитители трупов. И долго ли промышляете?

— Достаточно, сударь, — с достоинством приосанился Хорс. — На одном месте не задерживаемся, уж не обессудьте. Дело у нас рисковое, примелькаться можем. А в новый городище придешь — там работа всегда найдется. Нам много не нужно: был бы угол холода переждать, да корку хлеба водой запить, вот и вся плата.

Лекарь сопел, размышлял. После приоткрыл дверь шире и приглашающе махнул десницей.

— Что ж, заходите тогда, коли сами пожаловали. Если умыкнете чего — в остроге сгною.

— А если и вправду сгноит? — шепнул Даньша, опасливо входя следом за Хорсом и озираясь по сторонам, подмечая небогатое убранство, топчан, как ни попадя раскиданную одежду и пучки сушеных трав над печью.

— Этот негораздок? — ухмыльнулся в сумраке Хорс. — Да он раньше нас в остроге окажется, когда найдут потрошенные трупы у него в подполе.

Даньша потянул воздух, сморщился и проворчал:

— Все ты ведаешь, барин. И уболтаешь кого угодно. А говорил, что не бог.

— С мое поживи — еще не такому научишься.

У местного лекаря, называемого Некрасом, и вправду в подполе оказалась опытная. От вони Даньшу едва не вывернуло, и он наотрез отказался спускаться туда, а Хорс — что ему, выдержал.

— Хилый малец у тебя, — заметил Некрас. — Точно ли мастера, как сказывали?

— Я мастер, а Даньша — подмастерье, — ответил Хорс, наметанным взглядом выхватывая из сумрака распростертое и выпотрошенное тело. Людову соль заблаговременно вынули, оттого мертвяк казался пустой оболочкой без соли и без души. И то сказать — Некрас работал грубо, точно мясник, но прочих лекарей в Копылове не водилось.

— Тогда, как ночь придет, погрузишь этого в мешок и отнесешь до могильника, — ответил Некрас. — А новое заберешь. Узнаешь по свежему камню, намедни только хоронили. А коли встретится гробовщик Молчан — требуй с него людовой соли. Моя доля — треть. Не забудь и не вздумай прикарманить, понял?

— Как не понять, милостивый сударь, — поклонился Хорс, а про себя подумал, что в Копылове сбыт получше Червена налажен, в доле и гробовщик, и лекарь, и каждому от этого польза.

Копылов — крохотный городище, а могильник — вдвое больше был. Сюда, верно, свозили мертвый люд со всей округи, оттого памятные камни высились, будто хоромины, и улицы меж ними — на самоходке можно проехать. Чем дальше к лесу да болоту — тем гуще становилось нагромождение камней, тем пушистее мох, и ниже земляные холмики. В той части, старой части, уже не хоронили никого, и деревянный идол Мехры, сработанный грубо и подточенный жучками, на глазах рассыпался в труху, лишившись одной из рук и части савана. Хоронили теперь в новой, к западу от Копылова. Туда на разведку и направился Хват, мерцая во тьме, как сошедшая с небесного шатра звездочка. Людова соль и ему пошла на пользу. Раздался Хват, разгорелся, стал юрче и живее. От