начиная с Неаполя. В Неаполе выступили на стадионе для 18 000 зрителей — был полный аншлаг! В конце концерта публика встала и стала кричать футбольные кричалки. А когда наш солист Володя Бака спел O sole mio, стадион так взревел, что думал, сцена под нами провалится. Никто не ждал такого успеха от советских исполнителей. Я смотрю на Иосифа: он такой гордый! Больше я его таким не увидел, пожалуй, никогда.

Нас пригласили в Ватикан к папе римскому Павлу Иоанну Второму. Я тогда еще никогда в жизни не видел рамки-антенны, которые сейчас стоят у нас в каждом магазине. Из-за них скопилась очередь. Мы Иосифа пропустили первым. Он оборачивается к артистам и говорит: «У нас сейчас исторический момент! Мы идем в центр католической церкви, в Ватикан. У меня к вам огромная просьба. Ни в коем случае к римскому папе не обращайтесь ни „батя“, ни „пахан“»… Эта шутка приподняла нам настроение, и мы в предвкушении интересной встречи пошли в Сикстинскую капеллу ждать римского папу.

Мы там запланировали спеть две песни — «Калинку» и Ave Maria. «Калинку» Иосиф пел, а Ave Maria — Бак. Была такая торжественная обстановка и полная тишина, что было слышно, как муха пролетала. Все ждут, что он скажет. А папа был поляк по национальности, владел хорошо русским языком. Он произнес длинную речь, после чего мы спели свои песни, причем он на «Калинке» стал даже притоптывать. На следующий день телевидение, радио, все газеты об этом писали. Это был своеобразный триумф солдатской песни и триумф Иосифа лично. Папа римский благословил и меня, и его.

Иосиф хватает ботинок и бросает в вора!

А в Вероне нас обокрали! Наш «казначей» вечером взял из сейфа гостиницы, где хранил всю сумму на концерты, 10 тысяч долларов к себе в номер, чтобы утром выплатить суточные артистам на несколько дней.

Утром мы встречаемся на завтраке, а Нелли рассказывает: «Представляешь, какая история. Открываю ночью глаза, а на меня смотрит какой-то мужик бородатый. Иосиф хватает ботинок и бросает в него. Он тут же убежал». И тут наш «казначей» стал себя по груди бить, побледнел, вскочил и побежал в номер. Приходит оттуда через какое-то время и говорит: «У меня украли деньги и паспорт из пиджака». Мы все в трауре. Но нам повезло, что, когда полицейские пришли, паспорт нашли в мусорном ящике. Уже легче стало. Потом по описанию Иосифа, у него память фотографическая, нашли-таки вора. Оказалось, что он еще в несколько номеров залезал. Успел потратить лишь часть наших денег.

В общем, мы триумфально закончили эти гастроли. А на следующий год нас пригласили в Грецию. Но мы уже без Иосифа ездить не могли. У нас сложился крепкий союз — и творческий, и человеческий. И сложилась одна традиция. Он мне через день, а то и каждый день звонил в семь утра и говорил: «Не спишь?» — «Сплю!» — «Я не сплю, и ты не спи». И рассказывал очередной анекдот, потом обсуждали разные проекты по работе.

В Греции была тоже история интересная. Мы там песни на греческом пели, сиртаки танцевали. А Иосиф спел там Ave Maria. Принималась на ура. В общем, нам осталось концертов пять дать. И тут представитель организаторов Мария подходит и говорит: «Иосиф, эту песню больше не пойте». Он удивился: «Как — „не пойте“?» Вы знаете характер Иосифа: когда ему что-то нравится, а ему запрещают, он еще чаще нарушает все запреты. Он выдвинул ультиматум: «Я тогда уеду в Москву». Пошел в номер. Она испугалась, вдруг и правда уедет? А на нем была треть всей программы. Но Иосиф действительно стал собираться, укладывать вещи в чемодан. Все сложил и лег на кровать. Мария мне: «Только ты можешь спасти ситуацию, поговори с Иосифом». Что ему сказать? Я захожу в номер. Он лежит, у него глаза, полные слез. «Что случилось?» — «Все, уезжаю, не хочу я здесь работать, я не понимаю их политики». Наговорил кучу слов всяких. И вдруг я нашел нужные слова: «Иосиф, а как же ты коллектив бросишь? Я все понимаю. Ты уедешь, себя удовлетворишь, а как коллектив бросишь? Мария же не совсем запретила». Короче говоря, уговорил его. Но он не пел уже эту песню. Но концерты отработали. В последний раз пригласили нас на радио. Стали задавать вопросы. И вдруг один из слушателей спрашивает: «А почему ваш великий певец поет на концерте песню Ave Maria? Ведь ее любили фашисты, пели все время на застольях?» Я говорю: «Мы выбираем произведения не потому, что кто-то их любил или пел, а по их художественному достоинству». И тогда мы поняли, что наша Мария была антифашистка, поэтому для нее так важно было отношение к этому произведению….

Когда Кобзонн уже болел, его пригласил через меня на гастроли Ким Чен Ир, руководитель Северной Кореи. А я не знал, как передать приглашение, ведь тяжело лететь и выступать. Когда ему сделали операцию в Германии, то приехал худой, как тростинка. Но говорю: «Иосиф, такая ситуация. Тебя великий полководец приглашает». — «Я поеду». Он взял Нелли в охапку, и мы полетели. Ким прислал за нами хороший самолет, Ил-96. Кобзона заинтересовала эта страна: обычаи, устои и т. д. Дали первый концерт. Он посмотрел на публику — и его прорвало. Он произнес речь. Говорил добрые слова и народу, и в адрес руководства. В конце вступления зал стал скандировать: «Кобзон, Кобзон!» Как говорят, публика его приветствовала в едином порыве.

А в Корее культура стоит на очень почетном месте. Детьми начинают заниматься с 3 лет, обращая внимание на их способности. В зависимости от талантов отправляют их в своеобразный селектор. Однажды нас пригласили в Дом пионеров. Мы зашли в зал. Там сидели порядка 150 ребятишек-аккордеонистов. Они здорово играли, причем русские мелодии. Иосиф спрашивает: «А на баяне вы играете?» И они пожимают плечами: «Мы не знаем, что это за инструмент». Ким Чен Ир, как обещал, заплатил хороший гонорар. Иосиф приезжает домой, и что вы думаете — на все эти деньги закупает 50 баянов и все отправляет в Корею!