С той поры прошло много лет. Теперь ей вновь пришлось заняться забавной и одновременно крайне серьезной игрой: «попала – не попала». Скоро она научилась попадать в цель и из этого необычного положения. Теперь она могла разить дичь не сходя с лошади, но это было еще не все.

Вначале Эйла складывала дичь в заплечную корзину. Вскоре она сообразила, что тушки убитых животных можно укладывать и перед собой – поперек лошадиной спины. Затем она поместила на нее специальную корзину, а после заменила ее парой корзин, висевших по бокам и связанных друг с другом широким ремнем. Это открыло замечательную возможность: ее четвероногая подруга могла таскать на себе непосильные для женщины тяжести.

Все эти открытия изменили не только отношение Эйлы к лошади, но и весь строй ее жизни. Вылазки стали не только более продолжительными, но и куда более успешными, чем бы она при этом ни занималась – сбором кореньев и плодов или же охотой на мелких животных. Затем в течение нескольких дней она занималась переработкой своей добычи.

Заметив в траве несколько спелых земляничек, она дала широкий круг по степи, пытаясь собрать как можно больше ягод. В эту пору спелой земляники было еще немного. Когда Эйла повернула назад, уже начинало смеркаться. Она ехала по степи, отыскивая взглядом характерные приметы местности. Когда она подъехала к долине, на землю опустилась ночь. Ей не оставалось ничего иного, как только положиться на инстинкты Уинни. Во время последующих путешествий она частенько позволяла животному самостоятельно отыскивать путь домой.

После этого она стала брать с собой шкуру. Однажды она заехала так далеко, что решила переночевать прямо в открытой степи, под звездным небом. Она не мерзла, ибо лежала рядом с мохнатой теплой Уинни, однако из соображений безопасности решила развести костер. Степные обитатели более всего на свете страшатся запаха дыма. Ужасные степные пожары порой полыхают несколько дней кряду, опустошая огромные пространства.

После первой проведенной в степи ночи Эйла стала относиться к подобным ночевкам куда спокойнее. Она начала осваивать обширный регион, лежавший к востоку от долины.

Эйле не хотелось признаваться себе в том, что она делает все это в надежде встретиться с Другими. С одной стороны, она жаждала этой встречи, с другой – страшилась ее. Помимо прочего, такие дальние поездки позволяли ей отложить окончательное решение вопроса о том, покидать или не покидать ей долину. Эйла понимала, что тянуть с отправлением не стоит, однако она успела привыкнуть к долине, ставшей ее домом. Кроме того, ее по-настоящему волновала судьба Уинни. Она не знала, как отнесутся к ней Другие. Если бы эти люди жили где-то поблизости, она смогла бы изучить их обычаи и привычки, не вступая в непосредственное общение с ними, ведь она в любой момент могла бы скрыться на своем быстроногом скакуне.

Она происходила из Других, однако помнила только то, что было с ней уже в Клане. Эйле рассказали, что ее нашли на берегу реки. Исхудавшее крошечное тельце девочки было исполосовано когтями пещерного льва. Они занимались поисками новой пещеры, и Айза решила взять девочку с собой – она надеялась, что ей удастся выходить несчастную малютку. Когда Эйла пыталась вспомнить о том, что случилось с ней до этого, ею овладевал тошнотворный ужас, земля под ногами начинала ходить ходуном.

Землетрясение, сделавшее пятилетнюю девочку сиротой, которой оставалось надеяться лишь на милость судьбы, землетрясение и скорбь утраты были столь ужасны для ее неокрепшего сознания, что она постаралась забыть и о землетрясении, и о семье, где она родилась и воспитывалась. Для нее родители стали тем же, чем являлись для прочих членов Клана, – Другими.

Подобно нерешительной весне, которая то радует теплым солнышком, то пугает зимней пургой, Эйла склонялась то к одной, то к другой крайности. Впрочем, эти дни она проводила совсем неплохо. Это напоминало то время, когда она бродила возле пещеры, собирая травы для Айзы или охотясь, – во время этих походов она и привыкла к одиночеству. Утром и днем, когда она была поглощена работой, ей хотелось остаться в этой укромной долине вместе с Уинни. По ночам же, когда она сидела возле горящего очага в своей маленькой пещере, ее страшно тянуло к людям. Весной одиночество переносится куда тяжелее, чем долгой холодной зимой. Она постоянно думала о Клане, о людях, которых она так любила, представляла, как бы она прижала к себе сыночка… Каждый вечер она исполнялась решимости завтра же начать готовиться к отправлению, однако, едва наступало утро, она забывала обо всем и спешила выехать на Уинни куда-нибудь в восточные степи.

Осмотр этих территорий позволил ей не только ознакомиться с особенностями местности, но и с ее животным миром. Пришла пора миграции огромных стад травоядных, и Эйле захотелось вновь заняться охотой на крупных животных. Желание было столь сильным, что она на какое-то время забыла о своем одиночестве и проблеме поиска себе подобных.

Она встречала в степи и лошадей, но ни одна из них так и не вернулась в ее долину. Охотиться на лошадей Эйла не хотела. Она решила избрать какое-нибудь другое животное. Скакать верхом с копьями было неудобно. Пришлось выдумать для них специальные подвески, крепившиеся к вьючным корзинам.

Однажды она заметила неподалеку большое стадо самок северного оленя и задумалась о деталях предстоящей охоты уже всерьез. Девочкой, в ту пору, когда она только-только начинала осваивать азы охотничьего мастерства, Эйла, едва заслышав разговор об охоте, всеми правдами и неправдами старалась подсесть поближе к беседующим мужчинам. Естественно, в первую очередь ее интересовали рассказы об охоте с использованием пращи, однако она с интересом прислушивалась и к другим историям. Заметив над головами оленей небольшие рожки, она сперва решила, что это самцы, но вскоре увидела в стаде оленят и вспомнила о том, что у самок северного оленя тоже есть рога (этим они отличаются от всех прочих видов оленей). В ее памяти возник целый ряд ассоциаций, не последней из которых было воспоминание о вкусе оленины.

Она вспомнила и слова охотников-мужчин о том, что весной олени отдельными группами идут на север по только им ведомым тропам, не отклоняясь ни в одну, ни в другую сторону. Первыми идут самки и оленята, за ними следуют молодые самцы. Последними же идут старые многоопытные олени, которые обычно разбиваются на группы.

Эйла неспешно ехала вслед за стадом рогатых самочек и оленят. Появившиеся с началом лета тучи кровососущих комаров и мошек досаждали оленям, облепляя нежную кожу возле глаз и ушей, и это заставляло их уходить на север, где гнуса было заметно меньше. Эйла отмахнулась от нескольких жужжащих возле ее головы насекомых. Она выехала ранним утром, когда в низинах и распадках все еще стояла рассветная дымка. Олени, привыкшие к присутствию других копытных, не обращали внимания на Уинни и ее седока, державшихся на некотором расстоянии от стада.

Эйла продолжала обдумывать план охоты. «Самцы пойдут той же дорогой, что и самки. Стало быть, я смогу на них поохотиться. Я знаю их тропу, но мне нужно подобраться к оленю на такое расстояние, чтобы я смогла вонзить в него свое копье… Может, мне следует вырыть яму? Впрочем, они ее просто-напросто обойдут, а сделать такое ограждение, через которое они не смогут перескочить, я, конечно же, не сумею… Даже страшно подумать, сколько для этого понадобилось бы кустов! Конечно, если погнать на эту яму все стадо, один из оленей туда вполне может свалиться…