– Хорошо, – Андрей решил еще немного потянуть время. – Сейчас я закончу беседу со Звиде, а потом мы с тобой отправимся к Сикулуми.

– Молодой вождь пойдет с нами, – спокойно возразил стражник. – Вы успеете побеседовать по дороге.

Так-то вот, студент, с тобой тут считаются. Мотай на ус. Хороший же из тебя получится вождь, если простой воин за тебя решает, куда идти и с кем разговаривать. А ты размечтался – историю изменить. Ну-ну!

Нет, пора рвать когти, пока еще есть возможность.

– Гарик, не забудь – в полночь у кривых деревьев, – вполголоса напомнил он юноше и якобы покорно опустил голову, на самом деле исподлобья высматривая оптимальный маршрут бегства.

Но и с этим облом приключился. Из кустов появились новые стражники, еще пятеро. А за ними к ручью прошаркал закутанный в балахон сгорбленный старикашка. Только длинные костлявые ноги и лысая голова торчат наружу. Хлаканьяна пожаловал. Улыбается, сморчок поганый! Доволен, даже грудь свою впалую, чахоточную пытается выпятить. И что-то там у него поблескивает в складках одежды, какое-то причудливой формы ожерелье.

Ёкарный бабай, да это же часы! Его собственные «Дюбуа». Да другим тут и взяться неоткуда. Последний раз Шахов видел их на руке у Новавы, когда уходил из крааля кузнеца.

Андрей почувствовал, как что-то кольнуло его в поясницу, пробежалось по спине и развернулось в мозгу пульсирующей, резкой болью. Значит, это все-таки был ты, гнида?! Сжег детишек, а теперь еще и гордишься этим, напоказ выставляешь! Да я тебя голыми руками…

– Убью, с-с-сука! – зарычал он и бросился на Хлаканьяну.

Вернее, хотел броситься, но стражники не позволили. Замахнуться ассегаем и точно метнуть его с такого короткого расстояния вряд ли у кого-нибудь получилось. Об этом Шахов успел подумать, несмотря на захлестнувшее его бешенство. Но ребята поступили проще и эффективнее – подсунули древки копий ему под ноги. Деревяшки, конечно же, не выдержали напора его девяноста двух килограммов, треснули. Но ноги все-таки заплелись, и Андрей повалился лицом в траву.

Охранники и дальше действовали четко и слаженно, не хуже омоновцев. Навалились всем скопом на Шахова, прижали к земле, завели руки за спину и скрутили веревками. Видать, заранее подготовились. И поскольку Андрей продолжал рычать и ругаться, заткнули ему рот пучком жесткой, колючей травы.

– Что здесь происходит, Хлаканьяна? – опомнился наконец Гарик. – Зачем вы его связали?

– Воин Шаха обвиняется в нарушении обычая сула изембе[80], – важно ответил старик. – Девушка, с которой он обтирал топор, забеременела, и теперь Шаха должен предстать перед судом вождя Сикулуми.

– Не может быть! Здесь какая-то ошибка.

Юноше совсем не нравилось, как обошлись с его другом. Но силой он добиться ничего не мог и попытался разобраться с помощью закона.

– Вождь не ошибается, – сухо возразил Хлаканьяна.

Если бы не кляп, Шахов обязательно высказал бы все, что думает про этого вождя. И про его советников заодно. А так оставалось только лежать и слушать неуклюжие попытки Гарика добиться справедливости.

– Но я тоже вождь. И я не верю, что этот человек виновен, – упрямо стоял на своем студент. – Я хочу сам допросить его.

Хлаканьяна в раздумье пожевал тонкими, потрескавшимися губами и согласился. Теперь, когда Шаха пойман, можно уже особо и не спешить. Старик подал знак воинам, и те перестали удерживать Шахова, помогли ему сесть и освободили рот от травы.

– Скажи, Андрей, ты обтирал топор после боя с сибийя? – спросил Гарик на языке кумало.

– Ну, обтирал, раз уж у них так положено, – по-русски ответил Шахов, между делом отплевываясь.

Ярость уже прошла. Осталась только досада на самого себя за то, что так глупо попался. И на этого мальчишку, пытающегося как-то доказать собственную значимость.

– А ты знаешь, как это делается?

– Да уж не хуже тебя, наверное, – криво усмехнулся допрашиваемый. – Повернул девку спиной, наклонил и обтер. Велика наука!

Нет, в самом деле, ничего особенного он тогда не почувствовал. Ритуал – он и есть ритуал. Да и девчонка попалась молоденькая, глупая и неумелая. Не стоило бы и вспоминать, да вот заставили.

– Что ты смеешься, дурак! – теперь уже и Гарик перешел на русский. – Я ведь не просто так спрашиваю. Надо же было не по-настоящему, а только потереться об нее. Ну, типа, подро… – он запнулся, – помастурбировать.

– Ну спасибо тебе, студент, предупредил, – снова скривил рот Шахов. – А главное – вовремя.

– Так неужели тебе девушка ничего не сказала? – все больше мрачнел Гарик.

– Ага, стану я каждую соплюшку слушать, как ее правильно отодрать! – Андрей и сам понимал, что говорит глупости, но никак не мог остановиться. – Лопотала что-то поначалу, а потом втянулась и дальше только похрюкивала от удовольствия.

Юноша недоуменно смотрел на старшего друга. Неужели он не понимает, насколько все серьезно?

– Да брось ты суетиться, студент! – раздраженно буркнул Шахов. – Знал – не знал, говорила – не говорила, какая разница! Им же только повод нужен, чтобы меня порешить. А следующим ты будешь, точно тебе говорю.

Гарик бросил безнадежное следствие и обернулся к старику:

– Вот видишь, почетный Хлаканьяна, – он улыбнулся с уверенностью, которой на самом деле не испытывал, – я так и думал, что это недоразумение. Шаха просто плохо знаком с обычаями кумало. Надеюсь, когда он принесет извинения и заплатит выкуп отцу девушки, тот согласится забыть причиненную обиду.

– Отец девушки не хочет выкупа, – проскрипел в ответ советник, и его прячущиеся в морщинах глаза злобно сверкнули. – Сикулуми требует наказания виновного.

– А при чем здесь Сику…

Гарик едва не прикусил язык, поняв, что означает упоминание вождя в разговоре об отце опозоренной девушки. Нехорошее предчувствие шевельнулось в его душе, но юноша поспешно отогнал его. У Сикулуми шестеро дочерей. Не может быть, чтобы беда случилась с его невестой. Он бы знал. Ему бы сказали.

– А как зовут эту девушку? – насколько смог равнодушно поинтересовался он.

– Зембени, – глухо отозвался старик, и Гарику опять почудилось злобное торжество в его прищуренных глазах.

Впрочем, в следующую же секунду юноша перестал видеть. Все заслонила одна воображаемая картина – стоящая на четвереньках, стонущая от наслаждения невысокая, пухленькая чернокожая девушка. Зембени, его невеста. И пристроившийся сзади, похотливо ухмыляющийся старый кобель Шахов.

Гарик резко обернулся к сидевшему в прежней позе пленнику:

– Она говорила тебе, что она – дочь вождя?

Голос юноши срывался на истерический визг, но сейчас он уже не следил за тем, какое впечатление производит на окружающих.