Мужчина сел на соседний стул. Подошел бармен и спросил, что ему принести.

— Просто воду со льдом, пожалуйста. — Он повернулся к Ноа. — Могу я тебя чем-нибудь угостить?

— Нет.

— Я не знал, что Кэнди пошла к Алексис.

— Теперь знаете.

— Я рад. Кэнди сейчас непросто.

Ноа громко фыркнул.

— Вы уж простите, но мне сложновато сочувствовать вашей семье.

— Твоя злость вполне объяснима, но Кэнди ни в чем не виновата.

— Как и Алексис. Тем не менее создается впечатление, что именно они сейчас страдают больше всего, и все из-за вас.

Бармен поставил перед Эллиоттом стакан воды, и тот выпил сразу половину.

— Справедливо, — горько пробормотал он.

— Если ждете возражений, то ждать придется очень долго.

— Понимаю.

Ноа накрыла волна злости. Он впился в Эллиотта пристальным взглядом.

— Давайте кое-что сразу проясним. Алексис согласилась на проверку лишь потому, что ей и в голову не пришло отказаться. Такой уж она человек: готова помогать всем и каждому даже себе во вред. Если не поможет вам, то будет мучиться чувством вины до конца жизни. Поэтому можете сколько угодно изображать раскаяние, но я надеюсь, вы будете доживать свои последние деньки с мыслью, что не заслуживаете ее доброты.

Ноа вскочил, достал из кармана двадцатку и бросил на стойку. Затем, даже не взглянув на собеседника, уже кинулся было к выходу, однако следующее предложение Эллиотта вынудило его резко остановиться.

— Я разузнал о смерти твоего отца.

Ноа внезапно очутился прямо перед Эллиоттом, не заметив даже, как вернулся.

— Что вы сказали?

— Ты прав, его смерть можно было предотвратить.

Ладони Ноа сжались в кулаки.

— Откуда вы обо всем узнали?

Эллиотт усмехнулся — скорее грустно, нежели самодовольно.

— У меня есть прямой доступ к секретной информации. — Он помолчал, на лице отразилось горькое сожаление. — Твоего отца отправили на задание без должной защиты. Его подвела хоть и не моя компания, но ей подобная. И произошло это по абсолютно тем же причинам, по которым моя компания попала под следствие, — из-за жадности. Чистой воды жадности.

— Прекрасная речь для выступления перед конгрессом, но я не верю ни единому слову.

— Я лишь говорю, что понимаю причины твоего недоверия.

Внутри все бурлило от ярости. Ноа наклонился, опираясь кулаком о барную стойку, и процедил:

— И что с того? Констатировали факт и теперь ждете медали?

Эллиотт с трудом поднялся.

— Приближение конца заставляет пересмотреть ценности. Мне правда очень жаль, что с твоим отцом такое произошло.

Впервые Ноа увидел в Эллиотте того, кем он и являлся, — старика, смотрящего в лицо смерти и отчаянно пытающегося загладить ошибки прошлого. Однако вспышка сочувствия, которая смягчила бы Алексис, лишь еще больше распалила ярость Ноа.

— Думаете, раскаяний достаточно? Нет. Где оно было, когда на вашу компанию завели дело? Если так рветесь искупить грехи, не языком болтайте, а сделайте хоть что-то.

Эллиотт с грустной улыбкой похлопал Ноа по плечу.

— Я пытаюсь. — Он замолчал, словно раздумывая, стоит ли продолжать. Наконец покачал головой. — Хотел бы я быть таким же храбрым, как ты. Твой отец тобой бы гордился.

Затем он ушел, тяжело передвигая ногами. Ноа остался стоять с открытым ртом, не вполне понимая, что произошло.

Алексис освободилась к полудню следующего дня. Ноа все утро провел в зале ожидания, нарезая круги и обдумывая, как рассказать ей о странной встрече с Эллиоттом. Когда она скрылась в кабинете Жасмин для последней беседы, Ноа отнес ее вещи в машину и, вернувшись, принялся мерить шагами коридор.

Наконец, когда он уже готов был на стенку лезть, Алексис вышла — улыбаясь и прижимая к груди черную папку.

— Ну вот, мы закончили, — сказала Жасмин, следуя за ней, и взглянула на Ноа. — Спасибо за то, что поддерживаете ее. Этот процесс может быть крайне тяжелым для всех задействованных сторон.

— Значит, на этом все?

Женщины обменялись взглядами.

— В чем дело? — напрягся Ноа.

Алексис ответила ему так осторожно, будто хотела успокоить недовольного покупателя:

— Мы назначили дату операции.

Ноа постарался придать лицу выражение, которое бы не кричало: «Твою ж мать!»

— На какое число?

И опять женщины переглянулись, Алексис ответила еще осторожнее:

— Скоро.

— Как скоро?

— Через две недели.

Земля словно ушла из-под ног. Ноа машинально оперся о стену. Лицо Жасмин приобрело профессиональное выражение сочувствия, которому, должно быть, учат в мединституте.

— Чем раньше, тем лучше. Зачем ждать дольше?

Алексис подошла к нему и положила ладонь на грудь.

— Не переживай, мы успеем все подготовить. А после операции у меня будет время восстановиться до свадьбы Лив и Мака.

Можно подумать, ему не плевать на свадьбу. Ноа наклонился и коротко поцеловал ее в губы.

— Звоните мне, если возникнут вопросы или сомнения, — сказала Жасмин. — И обязательно ознакомьтесь с информацией о подготовке к операции — крайне важно соблюдать рекомендации.

Алекса поблагодарила координатора и, взяв Ноа за руку, подвела к посту медсестры, где ее попросили подписать какие-то бумажки. Пока они там стояли, приехал лифт, и из него вышли Эллиотт, Кэнди и неизвестная женщина, похожая на постаревшую версию девушки с заметки о свадьбе.

— Лекса, — напряженно позвал Ноа, положив ладонь ей на поясницу.

Она обернулась и проследила за его взглядом.

— Ох, — вырвалось у нее одновременно удивленно и довольно. — Привет.

— Слава богу, мы успели, — с облегчением сказал Эллиотт, немного запыхавшись. — Кэнди написала тебе о нашем визите, но ответа не получила, поэтому мы боялись, что ты уже уехала.

Алексис достала из кармана телефон и, взглянув на экран, выдохнула:

— Черт… — она подняла голову. — Простите, не услышала. Была в кабинете Жасмин.

Ноа расправил ладонь на ее пояснице.

— Что вы тут делаете?

Эллиотт улыбнулся.

— Просто хотели навестить нашу пациентку.

От слова «нашу» у Ноа кровь вскипела в венах.

Тут Кэнди шагнула вперед и беспардонно обняла Алексис. Что еще удивительнее, та ответила на объятие с аналогичной непринужденностью. Между ними ощущалась сердечность, которая одновременно напрягла Ноа и вызвала приступ ревности, от чего стало паршиво: ему следовало радоваться потеплению в их отношениях.