волокли левантийцы, находящие радость в жестокости ради беззаветной преданности. И если я в ближайшее время не остановлю Лео, предводитель, собравший нас вместе, на которого мы возлагали надежды, станет клином, нас разделяющим.

К вечеру стало ясно, что посланника не ждут до следующего дня, но когда Клинки и солдаты разошлись по своим палаткам и лагерь затих, я никак не могла успокоиться. Не могла отдыхать. Я бродила по краю лагеря под пристальными взглядами чилтейского караула туда-сюда, как зверь в клетке, жаждущий добиться своей цели, но не имеющий возможности, запертый без решетки.

Мне нужно было избавиться от Лео. Нужно спасти Вторых Клинков от казни. И добиться подписания мирного договора. Но вся радость того момента, когда Гидеон назначил меня послом, исчезла. На этой волне мы приехали сюда, но больше не сдвинемся с места, пока Лео глубоко вонзил в Гидеона свои когти, сделав марионеткой.

Я прижала к глазам ладони с такой силой, что в темноте сверкнули яркие краски. О боги, мне хотелось закрыть глаза и открыть их уже в новом дне, когда весь этот кошмар останется в воспоминаниях. Я считала рабство самым худшим, что может случиться, но тогда мы хотя бы были едины и все мечтали о свободе. А теперь сражаемся друг с другом.

Вторых Клинков Торинов заперли рядом с лошадьми, и как только лагерь затих, а лампы в шатре Гидеона потухли, я пошла проведать Итагая. Он обрадовался, увидев меня, но обмануть его не удалось – я просто использовала его как предлог, и он ткнул меня мордой, требуя внимания.

– Просто постой тихо минутку, хорошо? – сказала я, похлопав его по шее. – Здесь заперто несколько Клинков, и я должна понять, сумею ли…

Я осеклась. Что сумею? Мне дали возможность организовать эту встречу, но я не могу приказать освободить захваченных Клинков, как не могу и вступить в драку с охраной. В моих силах лишь проверить, все ли с ними в порядке, – план настолько жалкий, что я чуть не решила ретироваться.

Оставив Итагая дуться, я прошла по траве к тому месту, куда оттащили Йитти и его Клинков. Ноги заплетались, но не из-за пристальных взглядов охраны и не из-за сердитых взглядов пленников. Цепи, приковывавшие их к земле, слишком отчетливо напомнили о тех ночах заточения в лагере чилтейцев. От ужаса я шла только по инерции.

– Защитница, – с настороженным уважением произнес караульный.

Не из моих Клинков, даже не из гвардии Гидеона, и я подумала о Клинках, впервые занявших такое положение, когда Гидеон захватил трон, – их преданность стала оправданием для того, чтобы воспользоваться неразберихой и получить власть, которой наше общество обычно не наделяло.

Не зная его имени, я поприветствовала его поднятыми кулаками.

– Хочу задать несколько вопросов пленным, – сказала я и, не дожидаясь, пока они посторонятся, двинулась вперед с уверенным видом, в надежде, что из-за насмешки в словах караульные примут меня за союзника по ненависти.

Никто меня не остановил, но хотя меня не могли бы остановить никакие караульные, злобные взгляды захваченных Клинков вынудили замереть, словно я наткнулась на стену.

– Капитан Йитти, – сказала я, стараясь проглотить подступившую тошноту.

Прикованный к земле Йитти молча окинул меня немигающим взглядом. Мне столько всего хотелось ему сказать, столько всего спросить, но взгляд караульного впился в меня, как нож между лопаток, лишив голоса.

Я наклонилась к Йитти так близко, насколько осмелилась. Он смотрел так, словно готов разорвать мне горло зубами, и я не могла его винить.

– Почему вы не вернулись из Мейляна?

За спиной капитана резко хохотнула Истет.

– Вот видишь? Я же говорила, что за маской Дишива. Узнала по походке.

Хими ткнула сестру-близнеца локтем, звякнули цепи.

– Уж простите, что не любуюсь задницами, как вы. Я просто не могла представить, что человек, над которым надругались чилтейцы, станет одним из них.

Когда-то я была прикована к земле, как они сейчас, и теперь не смела глядеть на вколоченные между ними шесты.

– Я не одна из них, – сказала я, когда резкая обида всколыхнула спокойствие. – Я такая же пленница, как и вы, только мои цепи сделаны из ткани и вины.

Хими прищурилась, но не ответила – она не была обязана мне отвечать.

– Как вы? – спросила я, понимая, насколько глупо это звучит.

– О, просто превосходно, капитан, – проворчал Лок э'Торин.

– Тихо! – шикнула на него женщина, сидящая рядом, чье имя я не знала.

– А что мы должны на это отвечать? Я думал, быть пленниками чилтейцев – это худшее, что с нами может случиться, но быть в плену у левантийцев? Из нашего же гурта?

Все так же сидя на земле, капитан Йитти сменил позу.

– Если ты не можешь сказать ничего дельного, Дишива, пошла вон отсюда. Я не выдам тебе ничего, какой бы мученицей ты ни прикидывалась.

Женщина рядом с Локом плюнула в меня, и я отпрянула, потрясенная как ее гневом, так и моим собственным. Мне хотелось встряхнуть их, но они все равно не признали бы, что мне тоже больно.

За моей спиной один караульный зашептал что-то второму, судя по тону, не очень приятное. Около них собралось несколько Клинков с горящими глазами и явно настроенных воинственно.

– Так нельзя, – сказал один из них. – Нам не следовало нападать на дезертиров и убивать левантийцев только потому, что они хотят уйти домой. Пусть уходят.

– Это не нам решать, – возразил караульный, не сходя с места. – Поговорите с его величеством.

Занимавшиеся своими делами чилтейцы вокруг подошли ближе, настороженно наблюдая, и поднесли руки к оружию. Одна искра – и мы разорвем друг друга в клочья еще до прибытия посла.

– Его величество. – Левантиец сплюнул. – Не в наших традициях называть кого-то «величеством».

– Не в наших традициях драться друг с другом, когда можно договориться, – вмешалась я, посматривая на приближающихся чилтейцев. – Драться нужно, только когда исчерпаны все возможности для переговоров. Уверена, император Гидеон будет рад выслушать ваше мнение.

Не знаю, сработало бы это без зрителей-чилтейцев, но в их присутствии сработало – напряжение нарастало, и меня ужаснуло, сколько ненависти и злости мы накопили. Мне нужно было уйти, чтобы сгладить ситуацию, но я не могла уйти, напоследок не обратившись к Йитти.

– Я не дам вас убить, – прошептала я, стягивая маску, чтобы они увидели мое лицо. – Я сделаю все, что в моих силах. Обещаю.

– Мы не боимся умереть, – ответил Йитти. – Мы боимся умереть вот так. Бессмысленно.

Бессмысленно.

Я унесла эхо этих слов с собой из загона к шатрам, а за спиной меня преследовали шепотки. Так многое из того, за что мы боролись, за что умирали и терпели лишения, теперь казалось бессмысленным. Нельзя больше этого допускать.

Секретарь Аурус прибыл на следующий день, и сопровождающая его группа оказалась меньше, чем я ожидала. В отличие от нас, приехавших с целой