Нам удалось получить ДНК из останков древних людей, принадлежавших культуре керамики лапита на тихоокеанских островах Вануату и Тонга; возраст останков 3–2,5 тысячи лет. Оказалось, что у них доля папуасского наследия не то что небольшая, а ее просто нет (или же она неразличимо крошечная)50. А это значит, что крупномасштабная миграция из Новой Гвинеи на острова Океании происходила позже. По времени она должна была начаться не позднее 2400 лет назад, потому что все образцы с Вануату, которые датируются этим интервалом и ближе к современности, имеют уже до 90 % папуасского наследия51. Остается загадкой, почему мигранты новой папуасской волны настолько полно заместили прежних жителей, потомков гончаров лапита, оставив при этом в обиходе их язык. Но так говорит генетика. И только она может себе такое позволить, потому что судит о крупных перемещениях людей на основе четких фактов. Генетика дала доказательство совмещения двух очень различных групп, и вот мяч снова на стороне археологов – теперь их очередь объяснить природу и влияние всех этих миграций.

А древняя ДНК из Юго-Западной Пацифики продолжала преподносить сюрпризы. Материалы с Вануату анализировали в двух независимых лабораториях – в нашей и у Йоханнеса Краузе, и в обеих пришли к неожиданному выводу: папуасское наследие в этих образцах ближе к нынешним жителям островов Бисмарка, чем к населению Соломоновых островов, хотя Соломоновы острова лежат как раз на пути от Новой Гвинеи к Вануату52. Мы также выяснили, что папуасское наследие далеких полинезийцев вряд ли пришло из того же источника, что и на Вануату. Так что, скорее всего, была не одна волна мореходов-мигрантов, и даже не две, а целых три таких морских “исхода” в открытый океан. Первые мореходы принесли восточноазиатское наследие и культуру лапита, за ними следовали по меньшей мере две миграции с двумя типами папуасских геномов. Таким образом, вместо простого сюжета мы получили сложносочиненную историю расселения людей в Океании.

Есть ли надежда реконструировать подробности этих миграций? Надежда есть всегда. Мы составляли свою, все более и более четкую историческую фабулу, для этого у нас имелась древняя ДНК из региона. Также нам помогло то, что в силу своей изолированности некоторые популяции тихоокеанских островов имеют упрощенный вариант демографической истории по сравнению с материковыми сюжетами, а такие “изолированные” сюжеты легче реконструировать. Как только у нас появится больше полногеномных данных по нынешним и древним популяциям, картина перемещений людей по обширному азиатскому региону станет яснее и конкретнее.

Но на текущий момент популяционная история континентальной Восточной Азии видится нечетко и неполно. Исключительно мощная экспансия хань последних двух тысячелетий добавила внушительную примесь к уже имевшейся сложной комбинации популяционных наложений: многотысячелетней истории фермеров этого региона, расцветов и падений народов каменного века, медного века, железного века. А это означает, что выводы, сделанные на основе изменчивости сегодняшнего населения, нужно воспринимать с большой осторожностью.

Рис. 24. Древняя ДНК показывает, что на островах Новой Гвинеи первые люди оказались около 50 тысяч лет назад и что у первопоселенцев островов Юго-Западной Пацифики не было папуасского наследия, столь обычного у сегодняшнего населения этого региона. Эти первые островитяне имели наследие исключительно восточноазиатского типа (второй рисунок), но более поздние мигрантные потоки принесли папуасское наследие (третий рисунок).

Но пока я пишу эти строки, тайфун революции древней ДНК обрушивается на Восточную Азию. В Китае организуются отлично оснащенные лаборатории, чья задача – изучить десятилетиями копившиеся коллекции скелетного материала. Исследование этих древних образцов поможет понять, как люди различных восточноазиатских культур связаны друг с другом и с нынешними восточноазиатскими народами. Поэтому очень скоро мы станем понимать глубокую, с послеледниковых времен, историю взаимосвязей и миграций народов этого региона столь же ясно, как европейскую историю.

При этом невозможно предугадать, что откроет нам изучение древней ДНК из Восточной Азии. Мы начали уже приблизительно понимать, что и как происходило в Европе, но ориентироваться на европейские пути не имеет смысла, потому что на временном отрезке последних 10 тысяч лет Европа для Восточной Азии представляла периферию передового экономического и технологического развития, а узловым регионом всяческих трансформаций был Китай, где, например, изобрели свое земледелие. Не приходится сомневаться, что изучение древней восточноазиатской ДНК покажет нечто замечательное. И хотя мы не знаем, что это будут за открытия, они, со всей очевидностью, перевернут наше представление об истории народов самой густонаселенной части мира.

Новый взгляд на нашу африканскую прародину

Когда мы все уверились, что Африка играла в истории людей центральную роль, то, как ни парадоксально, перестали обращать внимание на последние 50 тысяч лет ее истории. Изучение раннего периода – до 50 тысяч лет назад – двигалось общим желанием понять природу великого скачка к современному человеческому поведению, того самого, который знаменует переход от среднего к позднему каменному веку в африканской археологической летописи, а вне Африки – от среднего палеолита к верхнему. Но что происходило в Африке после этого перехода, ученых уже не слишком интересует. В обиходе ситуация выглядит примерно так: “мы ушли из Африки”, как будто главные герои истории современного человечества – раз! – и переместились в Евразию. Возникает впечатление (ошибочное!), что, когда Африка дала начало будущим неафриканцам, на этом ее история и закончилась, а те, кто остался на континенте, – это не более чем замершие тени прошлого, исключенные из основной сюжетной линии и неизменные на протяжении последних 50 тысяч лет.

В этом смысле поражает контраст между богатством информации о последних 50 тысячелетиях в Евразии и скудостью синхронной информации по Африке. Так, по Европе, откуда происходит львиная доля археологических материалов, задокументированы в деталях серии культурных трансформаций: от неандертальцев к преориньякцам, от них к ориньякцам, к граветтской культуре, к людям мезолитической культуры, затем к фермерам каменной индустрии, бронзовой и железной. Пропасть между нашим пониманием доисторической Евразии и доисторической Африки расширилась еще больше с наступлением революции древней ДНК, ведь материалы по древней ДНК в непропорциональном объеме евразийские, и в особенности европейские.